Приз Гора

— А Ты теперь не на Земле, — напомнил гореанин, и она затряслась от рыданий. — Уверен, тебя уже били плетью, если не на Земле, где тебя следовало бы пороть и, возможно, часто, то уж на Горе точно.

— Да, Господин, — всхлипнув, признала девушка.

— Действительно ли это правда, — поинтересовался мужчина, — что на Земле женщин никогда не наказывают плетью?

— Я не знаю, — заплакала она.

— Если они свободны, тогда, конечно, было бы неуместно пороть их, — признал Селий.

— Да, Господин, — воскликнула рабыня.

— Но, несомненно и то, что хорошая порка пошла бы на польза некоторым из них, — заметил Порт Каньо.

— Кто бы сомневался, — засмеялся Фел Дорон.

— А что насчет тех женщин Земли, которые не свободны? — полюбопытствовал Селий Арконий.

— Все женщины Земли свободны!

— Это, конечно, ложное утверждение.

— Да, Господин, — всхлипнула бывшая землянка.

— Итак, как поступают с теми, кто не свободен?

— Если они не свободны, тогда они — объект для плети, — прошептала Эллен.

— Ты предполагаешь, что их нельзя наказывать? — спросил ее хозяин.

— Это дело их владельцев! — выдавила из себя рабыня.

— Ну а теперь ответь, как данный вопрос решается в отношении землянки, которая была перенесена на Гор и порабощена? — спросил Селий. — Каково твое мнение относительно этой ситуации? Нужно ли ее выпороть?

— Это дело ее владельца, — прошептала Эллен, глотая слезы.

— Совершенно верно, — согласился он.

— Что я такого сделала? Чем вызвала ваше недовольство, Господин? — закричала рабыня.

Этот вопрос был встречен молчанием, показавшимся ей еще более ужасным, чем ответ. Тысячи мелочей и страхов ворвались в ее мысли. Эллен вдруг вспомнила так много всего, большого и малого, что она могла бы сделать по-другому.

— В чем причина того, что Вы собираетесь наказать меня?

— Ты — рабыня, — напомнил ей Селий. — Я не нуждаюсь в какой-либо причине.

Девушка застонала и начала крутить руками в бесполезной попытке вытащить их из веревок, однако подняться с колен она больше не осмелилась. То, что он сказал было верно. Как рабыня она могла быть избита просто ради удовольствия рабовладельца, по любой причине или вообще без оной.

Она в дикой спешке, перебирала в уме варианты, в поисках некого способа смягчить его гнев, отвратить мужчину от его решения, избежать наказания, которое она заслужила, причем в глубине души она слишком хорошо знала, что это так.

Но вдруг отчаянная мысль пришла ей в голову.

Она обернулась и, просмотрев через плечо, улыбнулась настолько красиво и невинно, насколько смогла, учитывая сложившиеся обстоятельства.

— Неужели, я нечаянно, каким-то образом, вызвала ваше недовольство, Господин? — спросила она, причем, сделав это словно легкомысленно, небрежно и даже пренебрежительно.

Кроме того, Эллен постаралась, чтобы ее вопрос прозвучал немного насмешливо, словно она сама могла бы быть озадачена тем, чтобы оказалась на коленях, привязанной в жерди в таком месте.

— Если это так, то я надеюсь, что Господин простит меня.

Тем самым рабыня стремилась умалить или упростить, любые возможные недочеты в ее служении. Таким образом, она надеялась сбить Селия Аркония с его пути и отвести от себя его гнев.

— А она ловкая рабыня, — заметил Фел Дорон.

— Да уж, — протянул Порт Каньо. — Но я не думаю, что ловкость пойдет ей на пользу.

Само собой, Эллен не была очень обрадована услышанным комментарием товарищей своего господина. Она-то думала о себе как о хитроумной женщине. Однако они говорили так, словно вся ее хитрость, с которой она себя уже успела поздравить, была ничем иным, как очевидной уловкой невежественной, глупой рабыни, фактически, уловкой, которая в своей очевидности, прозрачности и мелкости, являлась оскорблением хозяина. Она дура что, решила, что он был настолько прост?

Но в его руках была рукоять строгого, корректирующего устройства.

— Господин был недоволен мной? — снова спросила она.

— Временами, — ответил Селий Арконий.

— Простите меня, Господин, — попросила Эллен.

— Не волнуйся, — сказал он. — Я выбью это из тебя.

— Господин? — спросила рабыня.

Это было, как если бы он был готов позволить ей полагать, что господин оказался настолько наивен, что принял ее собственную оценку ее проступков, облегченную и упрощенную, и, разумеется, абсурдную, как она теперь осознала. Но в то же самое время, он дал ей ясно понять кое-что, что она была обязана знать, что никакие упущения, уклонения, слабость, недостатки или оплошности вообще, даже самые крошечные и наиболее незначительные не были приемлемыми в той кем она была, в рабыне.

Таким образом, она была целиком и полностью побеждена своим господином, небрежно, по ее собственным правилам и на ее собственном поле.