Так что, ей пришлось подождать. Наручники с нее сняли только на следующее утро. Но на следующий день, как только появилась первая возможность, она поспешила в учебную комнату, к зеркалам там установленным. В первый момент, увидев свое отражение, у нее перехватило дыхание. Она, ошеломленно замерев, стояла и недоверчиво разглядывала поразительно красивую юную рабыню, смотревшую на нее с той стороны большого зеркала. Гореане, выросшие в культуре, склонной к естественности и красоте, с ее навыками, поколениями оттачивавшимися в работорговых домах, прекрасно научились, улучшать и украшать свое прекрасное живое имущество, столь естественную, неотъемлемую и восхитительную часть богатого и сложного мира их планеты. Они не ошибались в таких делах.
Женщина озадаченно, почти в страхе, разглядывала себя в зеркале. Неужели, это была она? Нет, конечно, умом она понимала, что это была именно она! Просто ей не верилось! Но это просто не мог быть никто другой! Это, действительно, была она! Но как ошейник увеличил ее красоту! Тысячей способов. Эстетически и психологически. И как изящно, твердо и абсолютно, недвусмысленно и красиво давала понять ее статус, положение и природу, крошечная, красивая отметина, помещенная в ее плоть, на ее бедро, чуть ниже ягодицы, на то место, которое рекомендовано Торговым Законом, объявлявшая ее самой захватывающей и прекрасной из женщин — кейджерой.
И вот, теперь Эллен находилась при исполнении своих обязанностей за столом, ожидая распоряжений ее господина и его гостей в необычной для этого мира комнате. Скатерть, фужеры, посуда и столовые приборы, отделка и обстановка, как уже было отмечено, выглядели совершенно по земному. И насколько она могла судить, по качеству роботы и материалов они были неотличимы от самых прекрасных аналогов ее прежнего мира. Она нисколько не удивилась бы, попав в такую комнату в пригородном особняке состоятельного человека. Она даже задалась вопросом, была ли это просто реконструкция такой комнаты, или вся эта обстановка была привезена с Земли? Все здесь было совершенно неотличимое от земного. Ну да, была здесь и одна аномалия, как уже упоминалось, она сама, рабыня Эллен, нагая, с клеймом на бедре и ошейником на горле, среди полностью одетых, и элегантно одетых гостей.
Несомненно, это было сделано так, как он захотел, как ему показалось забавным видеть ее, как ему доставляло удовольствие видеть ее.
Безусловно, мужчинам нравится любоваться их собственностью, их домами, произведениями искусства, коллекциями, землями, садами и лесами, породистыми собаками и лошадьми, и, не в последнюю очередь, женщинами.
А кроме того, мужчины, эти тщеславные животные, обожают хвастаться своим имуществом.
О, она нисколько не сомневалась, что ее господин наслаждался, выставляя свою рабыню в выгодном свете, но также она была уверена, что удовольствие, им получаемое в этот раз, выходило далеко за рамки простого удовлетворения и тщеславия от демонстрации своей собственности. Можно было быть уверенной, что на этот раз на это накладывалось ощущение ликующего триумфа, имевшего прямое отношение к их биографиям. Для него это был не просто вопрос показа, но триумфа, сладкого вкуса полной победы! Она выставлялась напоказ, пусть это и было понятно только двоим из присутствовавших в комнате, скорее как порабощенный антагонист, завоеванный противник, бывший непримиримый оппонент, ныне побежденный и беспомощно порабощенный. Представьте себе, если хотите, аналогию с некогда надменной и тщеславной принцессой, армии которой уже разбиты и рассеяны, прикованной цепью к колеснице генерала, и теперь ведомой голой во время его триумфального шествия мимо ликующих толп. И как скоро в такой ситуации она начнет мечтать о том, чтобы весь этот шум, напор толпы и хриплые крики прекратились, и ей позволили бы, став простой незначимой рабыней, просто затеряться среди других невольниц и стать тем, чем она, в ее цепях, теперь была, женщиной и законной собственностью мужчин.
Она часто задавалась вопросом, задумывался ли он, еще тогда, в прежние времена, глядя на нее в аудитории, над тем, на что она могла бы быть похожей, нагой, заклейменной и в ошейнике. Быть может, уже тогда, когда она расхаживала перед студентами, он представлял, как она выглядела бы, делая это нагой, с клеймом на бедре и ошейником на горле. Она более не носила анклет. Но его не снимали вплоть до того момента, пока ей не выжгли клеймо и не надели ошейник. Так что, на ее теле всегда имелся, некий символ неволи.
— Значит, получается, — усмехнулась женщина, — что Ты, Эллен — всего лишь домашняя скотина, только смазливый маленький кусочек домашнего скота. Всего лишь домашнее животное, маленькое соблазнительное клейменое домашнее животное!
Глаза Эллен тут же заполнились слезами. Как ее хотелось в этот момент провалиться сквозь пол, убежать отсюда куда угодно, но она вынуждена была стоять там, где она стояла. Ее ошейник и клеймо обязывал к этому. Все, что она могла сделать, это бросить жалобный, умоляющий взгляд на своего господина.