«Было ли это настолько очевидно, — спрашивала она сама себя, — что я — рабыня. Что я должна была стать рабыней? Но в мире, таком как этот, чем еще могла бы быть женщина, такая как я, кроме как рабыней? Разве не с этой целью, таких женщин как я, похищают и доставляют на эту планету? Разве не затем, чтобы сделать их беспомощными и бесправными рабынями абсолютных и властных рабовладельцев? Но что если помимо всего этого, вне всех этих соображений, просто рассматривая меня в те давние времена, лично, индивидуально, отдельно от всего вышеуказанного, он заметил, что я была рабыней, и должна быть рабыней? Не видел ли он меня, глядя на свою преподавательницу, уже тогда своей собственностью, раздетой, беспомощно связанный по рукам и ногам, лежащей у его ног?»
Конечно, никаких особых церемоний с ней не разводили. Все происходило скорее рутинно, как если бы это было ординарное, привычное событие, нечто, давно ставшее само собой разумеющимся, очевидное настолько, что стало нормальным ходом вещей, по крайней мере, в отношение таких, как она. Ее привели в комнату, где приказали раздеться, завернули руки на назад и заковали их в наручники. Потом женщину прикрепили к стойке, причем левую ногу зажали так, что она ей даже пошевелить не могла. Собственно процедура клеймения заняла всего несколько мгновений. Пока она задыхалась от боли, рыдала и кричала, тряслась словно в лихорадке, пытаясь постичь чудовищность того, что с ней только что сделали, на ее шею накинули ошейник и заперли его на замок. Только после этого с ее лодыжки сняли ножной браслет, надобность в котором, очевидно, отпала. Туникой ей заткнули рот, освободили от стойки, после чего охранник, схватив женщину за волосы и согнув в ведомое положение, сопроводил ее к клетке.
А вот в зале, где была установлена клетка, началось представление.
— Ты теперь ничем не отличаешься от нас! — смеясь, бросила ей одна из девушек.
— Посмотрите-ка на ту, что еще недавно была надменной маленькой Убарой, — присоединилась к ней другая, — теперь она всего лишь еще одна шлюха в ошейнике!
— Ну что, теперь Ты достаточно унижена, клейменое мясо? — поинтересовалась третья.
— Не пора ли выставить маленькую Убару на продажу! — выкрикнула четвертая.
— Она уже совершенно готова к этому!
— Ага, к тому, чтобы ее избили и бросили ее владельцу!
— А Ты ничего, смазливая!
— Холеное маленькое животное отлично пометили.
— Давно пора было! — засмеялась какая-то девица.
— А чего они так долго ждали? — полюбопытствовала другая. — Кто-нибудь знает?
— Может, хочешь спросить у хозяев? — язвительно поинтересовалась первая. — Они делают то, что захотят и когда захотят!
— А клеймо у тебя получилось прекрасное! — сообщила ей третья.
— Это так, Господин? — морщась от боли, спросила Эллен.
— Да, — подтвердил державший ей за волосы охранник.
— Ты теперь ничем не отличаешься от нас, — крикнула одна из рабынь.
— Смотрите — ошейник! — засмеялась ее товарка. — Еще один кусок мяса в ошейнике!
— Точно, лакомый кусок рабского мяса для владельцев! — добавила другая.
— Гляньте на ее ошейник, — указала третья. — Как хорошо он подогнан!
— Попробуй-ка стянуть его, шлюха! — предложила четвертая.
— Ой, она не может! Что, не получается? — в притворном сочувствии простонала первая. — Бедненькая кейджера!
— Не надо его снимать, он так хорошо смотрится на тебе, маленькая Убара!
— Точно, он отлично смотрится на тебе! — поддержала ее вторая.
— Привыкай к ошейникам, земная шлюха! — усмехнулась третья. — Можешь не сомневаться, тебе придется носить десятки таких штучек!
— Конечно, твой ошейник неплохо смотрится на твоем горле, — заявила четвертая, — но не лучше моего!
— Господин? — обратилась Эллен к охраннику.
— Нет, — покачал тот головой. — Твой вполне себе привлекательный, возможно, даже более чем.
А Эллен даже не могла пощупать ошейник, охватывавший ее шею, единственное, что она могла сделать, чтобы хоть как-то ощутить его, это немного, насколько позволяла мужская рука, сжимавшая ее волосы, покрутить головой. Да, он был там, на своем законном месте. Ее бедро все еще дико болело, но ей сказали, что через пару дней это пройдет.
— Насколько же она красивая, — вздохнула какая-то девушка, сидевшая в клетке.
— За нее, должно быть, дадут высокую цену, — прокомментировала другая.
— Нет, — не согласилась с ней третья, — она слишком молода!
— А еще она слишком глупа и невежественна, — добавила четвертая. — К тому же, она с Земли, не больше, чем мелкая варварка!
— Но она хорошенькая! — завистливо заметила пятая. — Я бы даже сказала, слишком хорошенькая!
— Мужчины предпочитают женщин, — безапелляционно заявила третья.
— Она и есть — женщина, — сказала та, что сидела в клетке, — и мужчины найдут ее восхитительной.
— Найдут, — буркнула четвертая, — И она будет хорошо дергаться под их плетями.
— Взгляни на себя! — крикнула третья. — Посмотри на то, кто Ты теперь, надменная земная шлюшка!
— Кейджера! Кейджера! — неслось во всех сторон.
— Я могу посмотреть, Господин? Я могу увидеть себя, Господин? — спросила Эллен у охранника.
— Нет, — отрезал он.