Слова ли, гармонический звук ли ее низкого голоса, или кодеин от моего кашля подействовал на Франческо: глаза его наполнились слезами.
– …Я дурной человек, – всхлипывает он. – Я наркоман, вор и убийца. Я безнадежен.
Безбожно убийцы начало…
Это было в Африке… Какой-то мальчик… А уже потом, в Турине… Нет- нет, во Флоренции… Он познакомился в кафе с девушкой, красивой девушкой Лаурой, пригласил ее к себе в отель… Она хотела его – он это видел – а приняв за обыкновенного импотента, поступила неразумно, обидев его своим смехом…
– Ты не ревнуешь? – вдруг робко, даже заискивающе спрашивает меня Франческо. – Ведь я тогда был так одинок…
Как ни странно, я не ревную. Ну может быть, чуть-чуть. Ведь будь у них побольше времени – он мог бы посвятить ей превосходные стихи.
…«Ма-а-ма» помогала замести мокрые следы: билет на самолет, очередной – первоклассный отель, новая просветительская миссия… Сыновья еще не созрели для большого бизнеса.
– Загипнотизируй меня снова, – просит он, в попытке обнять извиваясь. – Я вздрагиваю. – Преврати меня опять в змея.
Я не умею гипнотизировать. Да этого, собственно, и не нужно.
***
… Продолжаю писать уже в помещении аэропорта.
Вчера утром (как выяснилось, на восьмой день описываемой встречи) он отправился побегать, одевшись для такого привилегированного занятия в отвратительно грязный наряд, отдаленно напоминающий спортивный. Прихватил с собою и велосипед, до того стоявший в углу номера.
За время их с велосипедом короткого отсутствия я собрала, как могла, свои вещи, подтащила сумку к двери, накинула плащ; и как только открылась дверь номера, впуская их – выскочила наружу и побежала (так мне, по крайней мере, казалось) по коридору, хоронясь за спиной случайно оказавшегося китайца…
Спустившись к администратору, приклеенному к своей книжке за барьером, я, помню, сказала:
– Мне нужно с вами поговорить.
Рядом, за окошечком кассы, стояла и автоматически улыбалась молодая итальянская корова.
Притворившись, будто они не понимают по-английски, мне стали совать в ответ то травелл-паспорт, то какие-то таблетки, называя их «медисин».
Подошло еще одно – главное – действующее лицо отеля, его владелец, зеленоглазый, блестящий красавец, который вручил мне одну за другой три свои визитные карточки, что-то говоря по-итальянски, наверное приглашая еще не раз побывать в их заведении.
Разумеется, по всем правилам хорошего тона мне следовало давно уйти, а по правилам простейшей динамики, хромая пешком в сторону Малпензы и делая четыре-пять километров в час, за два дня и две ночи как раз прибыть к отправлению самолета Милан – Нью-Йорк.
Но мне так не хотелось расставаться с ними, что, в конце концов, первые двое заговорили по-английски с приятным лондонским акцентом.
Зеленоглазый Эдуардо Брандолезе увел меня в заднюю комнатку. Пользуясь переводом дежурного-читателя, я рассказала (вкратце, конечно – по существу) о том, что происходило и что могло еще произойти со мной в этом их отеле.
По улыбкам в ответ догадалась: они бы не стали меня оплакивать, а скромно похоронили бы за счет madame Isabelle Le Compt.
Вызвали-таки полицию.
Полицейские ехали долго.
Брандолезе все это время источал улыбки – видимо, понимая, что они ему к лицу. (Да, сейчас при всем старании я не смогла бы сравниться с ним красотой…) Чтобы показать, что в
– Very nice. (Очень мило.)
Приехали полицейские. Молодые, с лицами пухлыми, равнодушными, к тому же так похожие один на другого, что не помню, было ли их двое, трое или четверо…
– Вы уверены, что он – Романо – в номере? Там вон его ключ.
И уехали. Подниматься наверх не стали.
Помочь мне добраться до американского консулата, т.е. транспортировать в город отказались: мол, это им дорого будет, ведь они не миланская полиция…
Упросила позвонить в консулат: там все ушли, было уже три часа пополудни. Разговаривала с дежурным офицером по имени Дэвид. Дэвид посоветовал в моей ситуации (имея ввиду отсутствие денег) остаться в отеле, снять номер и ждать помощи из Нью-Йорка. Разоблачил ложь полицейских, сообщив, что на самом деле отель располагает автобусом, который отвозит в Милан бесплатно.
Заказали разговор «коллект» с Нью-Йорком, передали моей дочке просьбу выслать денег, продиктовав адрес Миланского Центрального Почтамта (не их отеля почему-то). Дали трубку мне. Я говорила по-русски, но два слова: «садист», «онанист» были интернациональными, и кассирша отозвалась на них беззвучным смехом, показав четырежды восемь-с-половиной здоровенных зубов. Мы, можно сказать, становились подружками, а также у меня был повод подумать, глядя на нее:
«Иногда это счастье – быть толстой».
Прибежал администратор, сунул мне в руки журнал мод.
Промелькнули со страниц желтые, красные, черные, куцые наряды напрокат; затравленные взгляды манекенщиц… Через стекло, не до конца задернутое занавеской, вдруг увидела выходящего с вещами из отеля Франческо Романо.