Спустя 15 месяцев девушке довелось в последний раз повидаться с впредь ушедшим навсегда из ее жизни животным. В сновидении перед Легран раскинулся знакомый пошарпанный дом, в одной из квартир которого она прожила все свое детство. Касио шагала вслед за бабушкой, которая по воле фантазии так же жила в этом здании. Они поднялись наверх, и женщина отворила узкую дверь в свою квартирку. Внутри было невыносимо душно и жарко, в маленьком пространстве едва ли можно было развернуться, что порождало отголоски клаустрофобии. Немудрено, что девушке поскорее захотелось покинуть комнату, напичканную мебелью до предела. Цветовая палитра сновидения оставляла желать лучшего: словно Петербург Достоевского из «Преступления и наказания» снизошел со страниц книги в ночную киноленту какой-то заурядной особы. Желтые, оранжевые и охристые оттенки пропитывали Легран чувством незащищенности, заставляли легкие сжиматься, а пот выступать на лбу. Помедлив Кас еще чуть-чуть, обморок непременно настиг бы ее бледное тело, однако она сумела вовремя сориентироваться и покинуть комнату, пока женщина искала что-то в одной из темных коричневых тумб. Судя по раздающимся вздохам и возгласам, она пыталась найти какой-то ключ. Немного позже пожилая мадам и внучка покинули подъезд и прошли вдоль строения до одного из соседних входов. Легран ни за что не забудет эти железные двери родного дома, с которым у нее, увы, сложились противоречивые отношения. Зайдя внутрь, девушка ожидала столкнуться с очередными угрозами, однако в этот раз путь до квартиры оказался благополучным — без стресса и паники в напарниках. Когда ключ провернулся несколько раз, и пространство внутри квартиры поглотилось всеобъемлющей тишиной, внимание Кас почему-то сосредоточилось на двери-гармошке, ведущей в просторную комнату Колет. Что-то неизвестное и таинственное манило девушку в солнечную спальню. И как только она зашла, все встало на свои места: на застеленном белоснежным пастельным бельем диване девушка увидела здорового и еще совсем маленького Франка. Он глядел на нее без доли обиды и звал скорее вместе порезвиться в лучах дневного мягкого света. Хозяйка без раздумий бросилась к собаке, принялась чесать живот и ласкать добрыми словами его навострившиеся ушки. Казалось, что еще мгновение и из груди выбьются потоки яркого сияния, исходящего прямиком из склеившегося по кусочкам раненого сердца. В момент полной благодати, Легран ощущала себя ребенком, совсем не знающим печали и жестокости этого неоднозначного мира, будто прежние тяготы никогда и вовсе не существовали. С кухни доносился голос молодой Хартманн, болтающей о чем-то с бабушкой. Колет звучала особенно: бархатно и ласково. Касио взглянула на руки, которые оказались неожиданно маленькими, точно у шестилетней девочки. Проронив от удивления короткую фразу, девушка с изумлением заметила, что и голос ее стал совсем тоненьким. Но едва ли она успела понять, что вернулась на годы назад, поток мыслей прервала стремительно приближающаяся материнская речь. В комнату вошла улыбающаяся Колет. Она подняла дочь на руки и приветливо о чем-то заговорила. В эти поистине сладкие секунды сон предательски оборвался. Легран проснулась, ощущая, как сердце ее медленно и болезненно разрывается на части. Так страшно оставаться наедине с реальностью, в которой большинство людей чуждо, и только меланхолия сохраняет свою ненужную преданность, а перед глазами все стоит застывшая контрастная картина… Кас не поднималась с постели еще минут пятнадцать, беззащитно всхлипывая, наполняла подушку слезами беспомощности и безмерной тоски. А когда выглянула в окно, чтобы ветер охладил разгоряченные щеки, девушка увидела особенное солнце. Точнее сказать, для всех светило было самым что ни на есть обычным, но Легран казалось, что оно сияло как в сновидении, в которое так страстно ей желалось вернуться вновь. Своим светом оно освещало мир так, что краски воспринимались ярче, словно в детстве, когда все вокруг выглядело абсолютно иначе — насыщеннее и живее.
С тех пор Франк прекратил посещать сознание девушки по ночам, начал постепенно исчезал из ее памяти, оставляя за собой лишь тонкий след испачканных лап, потому что теперь, он, наверняка, был свободен и гулял столько, сколько мечталось его беззаботной душе, резвился в траве и глубоко вдыхал райский воздух.
15. Дом Хейза