Призма Сердца

– Действительно полностью там. Прости, я разрушаю и нашу семью, и себя, но я, – Гелла затряслась, – как я могу иначе? Когда вокруг нас происходит такое преступление? В него втянуты не просто тысячи, десятки тысяч ни в чём не повинных людей, но и весь остров, все острова в мире, с молчаливого согласия которых творится этот беспредел! Мне так повезло – у меня есть ты и Джаред, но вместо этого я буквально лезу в бутылку. Буквально! Как будто не могу поверить своему счастью в тот момент, когда миллионы стонут от беспомощности, ожидая в лучшем случае безболезненной смерти! Как можно быть счастливым в этом мире? Брай, как?..

Муж нежно обнял свою жену, тысячу раз проклиная себя за эгоистичные слова.

– Ты права, Гелла, прости меня, похоже, даже я стал частью безумия вокруг. Пожалуйста, не теряй надежды, и тогда ты, нет, мы все вместе сможем изменить этот мир.

92. – И как это может помочь нам изменить… – самозабвенно начала девушка, тут же застыв от шока: долгий полёт с холма, ставший одним из самых изумительных переживаний за всю её жизнь, растворился посреди пылающего огнём ада. Лагерь варваров, который находился на дне долины, внезапно передислоцировался, и спутница путешественника оказалась в самом центре этого враждебного пантеона.

– Это что… шутка? – голосом, в котором она едва узнала собственный, пропищала она.

– Отнюдь! – раскинув руки в магическом жесте, стал крутиться вокруг себя её друг, – хотя… если взглянуть на это под определённым углом, то доля юмора в этом, безусловно, есть.

Девушка полностью замерла, поддавшись инстинкту, выработанному веками эволюции, который должен был спасти её от хищников. Однако окружающие её дикари даже и не помышляли, чтобы полакомиться юной чужестранкой. Приглядевшись, путешественница не смогла сдержать ухмылки, заметив, что это не она, а вся армия с далёкого острова превратилась в камень. И даже не только сами воины, но и пленные рабы застыли с гримасами боли от пыток, лица же обращенных в наложниц женщин выражали пустоту, а некоторые превратились в эпицентр боли, который запечатлел на снимке божественный фотограф.

Девушка ходила среди живых скульптур и с восхищением, смешанным с отвращением и ненавистью, смотрела на сцены изнасилования, пьянки варваров на их временной стоянке. Пойло из столкнувшихся кубков застыло в форме удивительных фонтанов, которые рисовали в воздухе причудливые фигуры, иные же превращались в узоры на обнажённых телах женщин-рабынь.

Путница, опустившись на колени, протянула руку к лицу рабыни, что застыла в пьяном экстазе от дикаря, который всего пару секунд назад грубо вошел в неё сзади. Однако коснуться её ей помешала резкая головная боль. Это вибрирующее чувство разрослось вдоль шеи, пройдясь по позвоночнику, одновременно с этим скрутив конечности.

Было такое ощущение, что тело её превратится точно в такой же живой камень, если она коснётся хоть кончиком пальца хотя бы одного из участников этой жуткой композиции.

– Что ты сделал? – пытаясь одновременно пересилить головную боль и противостоять магнетизму скульптур, выдавила из себя девушка.

– Опять ты с этим вопросом, – качнул головой Арчибальд, – я ничего не делаю, всё происходит лишь в твоей головушке, – иронично заключил он в итоге.

– Это ничего не объясняет, – отдёрнув руку и выпрямившись, выкашляла фразу девушка, чуть не упав в обморок, её друг оказался рядом и тактично поддержал её за талию.

Чёрные пятна, которые на несколько секунд закрыли весь обзор, постепенно начали рассеиваться вместе с мошкарой, атаковавшей мозги. Новым взглядом девушка посмотрела на окружающую её картинку – тела многотысячной армии покрылись замысловатыми татуировками, которые как показалось, высвечивали насквозь не только их, но и само небо и землю, которые благодаря им превращались из хаотично разбросанных кочек и вытоптанных конями варваров оврагов в идеально симметричную, геометрически выверенную формулу, которая изначально была заложена во всём сущем.

– Это отличная возможность помедитировать на смерть, не так ли? – улыбнулся Арчибальд.

В обычном состоянии сознания, в первичном фокусе восприятия девушка приняла бы слова своего странного друга за поэтический изыск, однако, в этот самый миг он представлял собой не простое пижонство, но реальную практику, единственный способ жить и мыслить.