Призма Сердца

Тот с недоверием посмотрел на «тупую» и разразился пьяным смехом: «Ты вообще что ли ничего не понимаешь? Мне плевать на эту ёбаную империю и на этих ёбаных туземцев! Я, наконец, свободен от тюрьмы детского дома, ты… Тепличная блядь, которая даже не понимает, что это такое! Эта свобода! Тут нету законов, кроме законов военного времени, который пишем мы сами! Ясно тебе? МЫ подобны богам войны, что имеют право делать с миром всё, что потребуется! Тем более это неплохой бизнес, на рабстве этих животных и их органах можно поднять неплохие бабки, – пьяного понесло, язык был развязан, что ещё нужно журналисту? Маленький «жучок» писал все признания и покаяния в преступлениях.

– Лопухи на гражданке и за всю жизнь столько, горбатясь, не заработают, сколько мы тут, ясно тебе? Так что мир отдает нам сторицей за то дерьмо, что с нами произошло!

– А должен ли? – всё ещё впиваясь взглядом, как шпагой, в лоб солдата, – с чего ты взял, что мир тебе что-то должен? Пораскинь извилинами, это ты должен стараться, чтобы быть достойным этого пласта реальности! Ты должен стараться! Ты … О, Богиня! – не выдержав, нервно рассмеялась Гелла, – сироточка, бедненький, решил выместить свою злобу на ни в чём неповинных людях? Так, безродный?

– Как ты меня назвала? – высекая искры зубами, запрыгнул на девушку бывший «безродный». Сбив девушку с ног, он забрался на неё сверху, чуть не проломив грудную клетку. Воздух со свистом вылетел из лёгких Геллы и заставил её надуваться и краснеть от недостатка кислорода и веса защитника Империи.

– Сначала – я тебя порежу, – спокойно сказал солдат, доставая нож, – сниму с тебя скальп, чтобы думали, что это сделали лиловые обезьяны, а затем трахну тебя, тощая блядь, хотя, если у тебя не найдётся при себе хоть чего-то ценного, я себя даже и утруждать не буду.

Гелла, несмотря на то, что она даже дышать уже была не в состоянии, не смогла сдержать ухмылки: «Что, солдатик, без звона монет уже и член не стоит?».

Тот замахнулся уже было ножом, чтобы рассечь череп девушки сталью, но его рука тут же замерла в воздухе.

– Чо за?.. – со остекленевшими глазами солдат повернул голову и чуть не обмочил штаны.

– Встать! – раздался командный голос сверху.

Солдат, несмотря на то, что его ещё минуту назад шатало, по струнке выпрямился перед старшим по званию.

– Зубы, – приказал спаситель Геллы.

– Естчщщщщщ… – не успел отчеканить солдат, как кулак рассёк воздух, выбив половину.

– Равняйсь!

Солдат снова выпрямился, изо рта его текла кровь вместе с остатками зубов, а из глаз – слёзы.

– Ты что баба, чтоб плакать, а? – рявкнул старший.

– Никак нет, – шепелявя, отозвался солдат, после чего получил прямой удар под глаз.

– Мужчина никогда не поднимает руки на женщину, никогда! Так что отвечай! Равняйсь!

Солдат тут же принял исходное положение.

– Ты баба?

– Так точно!

– Вот и славненько! И чтобы всем в лагере рассказал, что тебя так отделала маленькая девчонка, разойдись!

– Есть! – пулей бросившись через заросли, проскулил нашкодивший щенок.

Гелла, отхаркивая мокроту и пытаясь восстановить дыхание, перекатилась с бока на бок и, опёршись на колени, чуть подняв вверх туловище, смогла заставить лёгкие принять в себя хоть немного воздуха. Стараясь разглядеть своего спасителя, она, щурясь, пыталась поднять голову.

– Ну, не стоит! – раздался голос.

– Нет, мне не показалось, – пронеслось в голове девушки, она тут же узнала эти по-отечески нежные нотки в голосе.

– Джим, – выдавила из себя Гелла, уставившись на возвышающуюся перед ней фигуру.

Как ни старалась, она не могла сфокусироваться, она представляла собой тёмный силуэт, по краям которого струился фиолетовый, едва различимый свет, это казалось границами того, что ей дозволено видеть, а, возможно, она сама не решилась заглянуть вглубь бездны, что распростёрлась перед ней.

– Джим, ты ведь, ты ведь… – Гелла чувствовала, как горло её сжали стальные щипцы, – ты сгорел заживо, – она собралась, подняла взгляд и тут же замерла, увидев ободранную форму имперского солдата, которая клочьями свисала с тела фигуры и медленно превращалась в золу. Лицо же и остальные элементы тела, видневшиеся под униформой, были угольно чёрные, и, казалось, вмещали в себе все образы, доступные для восприятия, одновременно обрамляемые фиолетовыми этническими символами коренных индейцев этих мест. Будто бы рисунки с их домов сошлись в одном источнике и обрели бессмертную жизнь.

– Конечно же, я, – улыбнулся глазами Джим, и тут Гелла впала в настоящий экстаз, смешанный с благоговейным страхом. Сквозь вибрирующие символы и орнаменты в пустоте фигуры проступали два глаза, не принадлежавшие человеку по форме жизни, которая находилась за пределами любых описательных концепций и самого языка в принципе.

– Джим ты стал, стал…

– Точнее будет сказать, меня не стало, – без всякой негативной вибрации продолжил её старый друг, – спасибо за то, что была вместе с моей семьёй в то время, как я, ну, того… Ты поняла.