Признаю себя виновным...

В школе она видела Анвара только мельком. Зайнаб, кажется, не приходила. Обычно, она сидела в учительской или в комнате у делопроизводителя. Сегодня всё утро ее никто не видел. «Слава богу, хоть не спрашивали меня, что с вашей гостьей, почему не показывается. Ничего себе гостья!..» Понимая, что наблюдения ее совершенно недостаточны, чтобы обвинить в чем бы то ни было Анвара и эту приезжую девушку, Сурайе не в силах была отогнать мрачные мысли, освободиться от подозрительности. «Почему я не рассказала вчера мужу о посещении Мухтара?.. И сегодня тоже… Ведь могла же, могла в большую перемену вызвать его… Нет, не могла! Сразу бы утратила с таким трудом обретенное равновесие. Да, Мухтар кажется добился своего!»

Когда Сурайе вышла из переулка на кишлачную улицу, она заметила, что в чьем-то открытом дворе сидит тот самый старик-шейх. С отвращением отвернувшись, она ускорила шаг, но тут же услышала позади себя шаркающую походку.

— Госпожа, госпожа учительница, — громким топотом окликнул ее старик. — Вы идете так быстро, мне трудно вас догнать.

Сурайе не оборачивалась, но все же пошла медленнее. Врожденная деликатность не позволяла ей резко оборвать старого человека. Он тяжело дышал за ее спиной, и всё повторял: «Госпожа учительница, дорогая госпожа!»

Это нелепое обращение и смешило и возмущало Сурайе. Полуобернувшись, она сказала:

— Если и есть в нашем кишлаке господин, так это вы.

— Ну, что случится, если вы позволите мне сказать вам два-три слова? Не хотите, чтобы я называл вас госпожей, пожалуйста, только выслушайте меня.

Сурайе остановилась, но всем своим видом показала, что не имеет ни желания, ни времени разговаривать.

— Я знаю, вы повсюду сплетничаете, — продолжал хнычущим тоном шейх. — Ну, хорошо, хорошо, не сплетничаете, а ходите и говорите всюду обо мне, осуждаете меня… Зачем? Вы, молодая и сильная, мешаете мне зарабатывать несчастные гроши. Что плохого я сделал вам, чем заслужил вашу ненависть?

— Мой долг, — ответила учительница с достоинством, — просвещать людей и разоблачать ложь… Люди в вашем возрасте находят себе лучшее применение… Многие работают….

Шейх, казалось, не слушал ее. Поглядывая из-под косматых бровей жгущими ненавистью глазами, он продолжал твердить свое:

— Я никогда не портил вам жизнь, не вмешивался в ваши дела. Как никак, вы дочь правоверного мусульманина, и если я даже знаю о тебе и твоем муже, — он с вызовом посмотрел на Сурайе, — кое-что такое…

— Ты что — угрожаешь? — Сурайе презрительно взглянула на старика. — Да как ты смеешь клеветать на честных людей! Что, что ты можешь сказать плохого о нашей семье? С какой стати ты преследуешь меня по пятам?!

Шейх не то действительно испугался, не то притворился испуганным. Он спрятал голову в плечи и стал кланяться.

— Я… я… — повторял он униженно, — просто так… Думал вызвать вашу жалость к моим сединам и несчастному моему положению.

— Вы должны прекратить знахарскую практику, — серьезно сказала Сурайе. — Советский закон преследует… — Сурайе осеклась. Она заметила, что старик состроил ехиднейшую улыбочку. Сохраняя приниженную позу, он смотрел на нее с наглостью шантажиста, вымогателя… — Идите своей дорогой! — вспыхнув, проговорила Сурайе. — Что вам, наконец, от меня надо? — и, резко отвернувшись. Сурайе быстро пошла дальше.

Но старик не сразу отстал. Еще с минуту он трусил мелкой рысцой рядом с ней, как бы желая привлечь к этой сцене внимание прохожих. При этом он продолжал канючить:

— Преследуешь и мучишь стариков, не даешь жить честным людям, не даешь спокойно проглотить кусок заработанной молитвой лепешки. Лучше бы следила как следует за своим мужем, чтобы он не сбивал с пути молодых женщин, не бегал по всему кишлаку за чужой юбкой!..

— Что?! Что ты сказал?! — В глазах Сурайе помутилось. Она протянула руку, чтобы схватить шейха, но рука поймала воздух. Шейх удирал со всех ног. Ей показалось, что он хохочет.

Пройдя несколько шагов, Сурайе увидела у дувала большой запыленный валун и, держась рукой за дерево, опустилась на него.

Не успела она обдумать происшедшее и придти в себя, как ее окликнул женский голос:

— Сурайе-хон! Что это с вами?

Подняв глаза, учительница встретилась с внимательным взглядом по городскому одетой русской женщины средних лет.

— Вы, кажется, меня не узнаете? — говорившая улыбнулась. — А я как раз подумала, что вы, наверное…

Сурайе поспешно поднялась и, заставив себя улыбнуться, протянула руку:

— Здравствуйте, доктор. Простите мою рассеянность… Но вы, кажется, видели, — она показала на удаляющуюся фигуру старика, — этот деятель минут десять терзал меня, добивался… Но это потом. Я ищу вас. Мать моей ученицы Гульмох больна и, видимо, тяжело…

— Вот совпадение! А я, представьте, из вашего дома. Ваша родственница или гостья, не знаю…

— Зайнаб? Это инспектор облоно, она у нас остановилась… Но что с ней? Она заболела? Я ничего об этом не знала. Утром мы с ней не виделись. Я рано ушла из дома.