Признание

Лицо ее не изменилось, но даже в его неподвижности появилось что-то другое. Потом, словно борясь с собой, Синтия сказала:

— Мне кажется, я могла бы полюбить его. Я знала, что нравлюсь ему. Но он был таким… далеким. Я так и не поняла почему.

Понимала ли она, что своими признаниями вольно или невольно дает Уайату Расселу мотив для убийства Фаулера — а может быть, и Бена Уиллета?

Было уже поздно перехватывать майора Рассела на пути в Эссекс. Если он, конечно, направлялся именно туда. Ратлидж поехал кружной дорогой. Сначала он заглянул в дом, который Рассел унаследовал от покойной жены, и даже постучал в дверь. Слушая гулкое эхо, отдававшееся в холле, он понял, что дом пуст.

Возможно, правда, что Рассел после встречи с Синтией Фаррадей понял, что он натворил, и добровольно вернулся в клинику.

Джордж Хиллер наверняка рвет и мечет из-за мотоцикла, особенно если ему уже сообщили об аварии. Расселу придется вынести не только порицание старшей сестры, но и праведный гнев Хиллера.

Ратлидж решил позвонить в клинику из Скотленд-Ярда, узнать, вернулся ли Рассел, и только потом отправляться в долгий путь на реку Хокинг.

Найдя место для парковки машины, он прошел короткое расстояние до работы пешком, не переставая думать о Расселе.

Войдя, он ощутил почти физическую перемену в атмосфере.

Дежурный сержант сидел мрачный и, вместо приветствия, лишь сухо кивнул ему. Поднимаясь по лестнице, Ратлидж все больше удивлялся.

В Скотленд-Ярде никогда не бывает тихо; кто-то входит и выходит из кабинетов, открываются и закрываются двери, звонят телефоны, клацают пишущие машинки, гулко звучат шаги на голых половицах, в коридоре слышны голоса. К этим звукам Ратлидж настолько привык, что почти не замечал их. Заметил лишь сейчас, когда их не стало.

Он уже собирался войти в свой кабинет, когда увидел, что из другого кабинета, дальше по коридору, выходит сержант Гибсон и тихо закрывает за собой дверь.

Ратлидж остановился, положив руку на ручку двери, и стал ждать Гибсона. Лицо сержанта оставалось невозмутимым, лишенным всякого выражения.

— В чем дело? — спросил Ратлидж. — Что случилось?

— Значит, вы еще не слышали?

— Нет, — ответил Ратлидж. Хэмиш что-то предостерегающе прошептал.

— Старший суперинтендент Боулс попал в больницу. У него инфаркт.

Ратлидж оцепенел:

— Боулс?!

Он-то считал начальника не поддающимся разрушению.

— Что говорят врачи?

— Прогноз неблагоприятный, — ответил сержант Гибсон. — Вот так, сэр… Мы должны продолжать выполнять свой долг, как будто он здесь и по-прежнему командует нами. А наверху тем временем решат, кем его временно заменить.

Ратлиджу было, в общем, все равно, кто станет его начальником — лишь бы не Майклсон. Правда, звание не позволяло Майклсону занять такой пост. И все же случались и более странные вещи. А у них с Майклсоном вражда старинная; о ней даже вспоминать неприятно.

Он кивнул Гибсону и вошел к себе.

Невозможно было представить себе Скотленд-Ярд без Боулса. Ратлидж сел за свой стол и задумался. Боулс с самого первого дня, когда он поступил на службу, был его Немезидой; он ревновал к новой волне сотрудников, пришедших на смену тем, кто выслужился из простых полицейских. Сам Ратлидж, правда, тоже вначале служил констеблем и патрулировал улицы в любую погоду. Но он происходил совсем из другой семьи; более того, он получил хорошее образование. Боулс, видимо, с самого начала вбил себе в голову, что Ратлидж метит на его место, хочет сместить его всеми правдами и неправдами, и делал все, что в его силах, чтобы этому помешать. Потом Ратлиджа не единожды обходили при повышении в должности. Поводы для отказа находились вполне веские, но сформулированы они были так, что возникали сомнения в способностях Ратлиджа.

Кроме того, Ратлидж подозревал: Боулс пользуется своим положением начальника, чтобы искать в его прошлом любые грехи. Он не однажды гадал, выяснил ли Боулс, где был его новоиспеченный инспектор со дня Перемирия в 1918 году до дня его официального возвращения в Скотленд-Ярд 1 июня 1919 года.

Правда, самым первым его послевоенным делом стало то, в котором главным свидетелем проходил контуженный. А этого Боулс Ратлиджу не сказал. Ему пришлось выяснять все самому, когда он приехал в Уорикшир.

Если всем станет известно о травме Ратлиджа, его признают негодным для службы в Скотленд-Ярде. Сам Ратлидж все прекрасно понимал. И все же… нельзя допустить, чтобы хоть один человек узнал о Хэмише Маклауде. Тогда его ждет несмываемый позор.

При этой мысли Ратлидж похолодел.

Хэмиш заметил: «Да ладно тебе, доктор Флеминг не проболтается».

Но в клинике работали и другие. Сестры, санитары… были и посетители.

Не в силах находиться в тесном кабинете, он просмотрел документы, требующие его внимания, быстро разобрался с ними и вспомнил, что пообещал прислать весточку той женщине, Мэрилин Ферман, на глазах у которой «Триумф» упал в кювет.

Он написал короткую записку: «Вопреки всему, мотоциклист не получил при аварии никаких серьезных травм, и его через несколько часов отпустили из клиники Святой Анны».

Сойдет. Больше ей пока ничего не нужно знать.