Признание конторщика

Это уединенное зданіе, безмолвное и глухое, хотя и находившееся въ сердцѣ многолюднаго города, было мѣстомъ моего жительства въ теченіе почти шестидесяти лѣтъ. Чрезъ долгую мою привычку къ этому мѣсту, я, можно сказать, и самъ уподобился ему. Я точно также безмолвенъ, одинокъ и крѣпко держусь старинныхъ обычаевъ, хотя, мнѣ кажется, не имѣю этой стойкости въ природномъ характерѣ… Но къ чему мнѣ говорить о природномъ характерѣ? кого изъ васъ не мѣняетъ время и вліяніе внѣшнихъ причинъ? Какъ бы то ни было, находясь въ школѣ, я былъ веселый мальчикъ, хотя школа наша едва ли располагала кого нибудь къ веселости. Только съ принятіемъ отцовской должности я долженъ былъ покориться условному существованію, которое веду по настоящее время. По стѣнамъ конторы были развѣшены портреты моихъ предковъ: всѣ они имѣли удивительное сходство, не только въ чертахъ лица, но и въ самыхъ костюмахъ, исключая только первыхъ двухъ, которыя носили напудренныя парики. Отецъ мой съ особенною гордостію носилъ нарядъ, который въ молодости его почитался моднымъ, и которому онъ отдавалъ полное преимущество предъ всѣми новѣйшими улучшеніями. Я самъ для того только сбросилъ съ себя синюю курточку школьнаго мальчика, чтобъ надѣть новый костюмъ, который равномѣрно возбуждалъ насмѣшки дерзкихъ ребятишекъ. Фамильный костюмъ вашъ состоялъ, imprimis, въ короткихъ панталонахъ, оканчивающихся на колѣняхъ пряжками, потомъ — въ синемъ длиннополомъ сюртукѣ съ свѣтлыми пуговицами и наконецъ въ огромномъ бѣломъ галстухѣ, разстилавшемся во всей груди и украшенномъ по срединѣ сердоликовой булавкой. Эта же самая булавка усматривается на всѣхъ портретахъ. Я носилъ эту одежду въ теченіе всей моей жизни, за исключеніемъ непродолжительнаго промежутка, когда я измѣнилъ ее, для того, чтобы въ самомъ скоромъ времени снова возвратиться къ ней.