Признание конторщика

Такимъ образомъ, жизнь молодой дѣвицы въ нашемъ домѣ протекала, по моему мнѣнію, не совсѣмъ-то весело, хотя Люси, повидимому, была счастлива и совершенно довольна. Что до меня, то хотя мнѣ и жаль было моего опекуна-товарища, но я благословлялъ тотъ день, въ который Люси переѣхала въ нашъ домъ; я пожалѣлъ даже, что отказался быть опекуномъ съ самого начала: она выросла бы съ самого дѣтства на моихъ глазахъ и научилась бы смотрѣть на меня, какъ на отца. Живя съ ней вмѣстѣ и примѣчая всѣ ея дѣйствія и помышленія, даже и тогда, когда она вовсе не подозрѣвала, что наблюдаютъ за ней, я почиталъ ее непорочнѣе всѣхъ непорочнѣйшихъ моихъ идеаловъ. Еслибъ я и вздумалъ въ мои лѣта жениться, то, признаюсь, отложилъ бы это намѣреніе до той поры, пока Люси не сыскала бы достойнаго мужа.

По старинному завѣщанію нашего Общества, мы раздавали, наканунѣ Рождества, двадцати-четыремъ бѣднымъ часть хлѣба, вязанку дровъ и по два шиллинга и десяти пенсовъ на каждаго. Бѣдные эти состояли изъ престарѣлыхъ мужчинъ и женщинъ. По другому старинному правилу, до сихъ поръ еще не отмѣненному, полагалось, чтобы всѣ облагодѣтельствованные собирались въ первый присутственный день, аккуратно въ полдень) «принести благодарность за подарокъ». Въ первое Рождество послѣ пріѣзда Люси, она просила меня позволить ей раздавать подарки, и я согласился. Подперевъ лицо ладонью, я стоялъ подлѣ конторки, внимательно наблюдалъ за Люси и вслушивался въ ея разговоръ съ бѣдняками. Вслѣдъ за удовольствіемъ слушать, какъ она говорила съ маленькими дѣтьми, я восхищался ея разговоромъ съ милыми стариками и старухами. Я находилъ что-то особенно пріятное въ контрастѣ двухъ предѣловъ человѣческой жизни: въ прекрасной юности и въ преклонной, покрытой морщинами старости. Люси внимательно выслушивала однообразныя жалобы стариковъ, утѣшала ихъ, какъ умѣла, нѣкоторыхъ брала за смуглыя, костлявыя руки, помогая спускаться съ лѣстницы. Не знаю, что со мной дѣлалось въ тотъ день. Облокотясь на ладонь, и стоялъ углубленный въ размышленія; мнѣ казалось, я потерялъ ту инстинктивную способность, съ которою мы исполняемъ самыя простыя дѣйствія нашей ежедневной жизни. Передо мной лежали счоты, которые я долженъ былъ повѣрить, но нѣсколько разъ принимался за нихъ — и ничего не могъ сдѣлать. Какъ простыя слова ежедневнаго разговора, срывающіяся съ губъ нашихъ въ одно время съ мыслію, дѣлаются неясными, неопредѣленными, если мы задумаемся объ ихъ происхожденіи и нѣсколько разъ повторивъ ихъ про себя, такъ точно, когда я остановился долго на мысли о работѣ, которая лежала передо мной, эта работа сдѣлалась чрезвычайно трудною. Я передалъ счеты моему писцу, Тому Лотону, сидѣвшему противъ меня.

Бѣдный Томъ Лотонъ! мнѣ казалось, что онъ нѣсколько разъ взглядывалъ на меня съ замѣтнымъ безпокойствомъ. Ни одно существо на всей землѣ не любило меня такъ искренно, какъ Томъ. Правда, я сдѣлалъ ему нѣсколько благодѣяній, но я часто дѣлалъ ихъ и другимъ, только другіе очень скоро позабыли имъ. Благодарность Тома обратилась въ искреннюю привязанность ко мнѣ, и онъ, находясь почти каждый день со мной, не пропускалъ случая выказать ее. Томъ Лотонъ былъ прекрасный молодой человѣкъ и большой фаворитъ вашей ключницы, которая частенько говаривала, что «она любитъ его за любовь его къ матери, и что онъ былъ точь-въ-точь такимъ, какимъ былъ бы сынъ ея, еслибъ смерть не похитила его.» Томъ любилъ чтеніе, и когда писалъ стихи и дарилъ ихъ своимъ друзьямъ, переписавъ сначала четкимъ почеркомъ. Въ нѣкоторыхъ случаяхъ онъ былъ очень острый малый, но ужь зато въ другихъ простота его доходила до ребячества. Характеръ его былъ самый скромный и самый добрый, что извѣстно было лажа дѣтямъ. Никакія шутки, ни даже насмѣшки, не вызывали на лицо его и малѣйшей тѣни неудовольствія.

Тому предстояло пронести канунъ Рождества вмѣстѣ съ вами я, по принятому обыкновенію, приготовлять тосты и разливать эль; поэтому, когда кончилась раздача подарковъ, онъ оставилъ меня и побѣжалъ домой — переодѣться для предстоящаго случая. Я же еще стоялъ задумавшись подлѣ конторки, пока короткій зимній день не замѣнился вечеромъ. Вошла Люси и позвала меня, объявивъ, что чай поданъ на столъ.

— Мы думали, что вы заснули, сказала она. — Мистеръ Лотонъ пришелъ.