Признание разведчика

На следующий день были заслушаны показания первого из свидетелей обвинения — Макса Элитчера, который доказывал причастность Мортона Собелла к шпионскому заговору. Морти был единственным другом Элитчера — больше никаких друзей у этого довольно странного человека не было.

Как я уже говорил, вплоть до второй половины 1948 г. со всей моей бывшей агентурой не было связи, и до сих пор неизвестно, что они там делали все это время. Во всяком случае, когда ФБР вышло на Элитчера в связи с проверкой его лояльности при переходе на новую работу, он, по признанию Ламфиера, оказался легким орешком: стоило его чуть-чуть дожать — и он бы раскололся. А потом, когда началось дело Розенбергов и Собелла, он целиком перешел на сторону ФБР. Ведь Собелл был осужден только по показаниям Элитчера, который доказывал, что он, Собелл, пытался привлечь своего приятеля к разведывательной работе.

Элитчер пересказывал «разговоры о шпионаже», которые вели они с Собеллом. Элитчер утверждал, что Собелл однажды якобы направлялся к Розенбергу, чтобы передать ему «кассету из-под 35-миллиметровой пленки». Так же, как и Голд, и Грингласс, он боялся, что ФБР припомнит: в 1946-м году он давал присягу о лояльности и скрыл свою принадлежность в молодости к коммунистической партии.

Уже после суда всплыли материалы из канцелярии адвоката Рогге (также защищавшего и Элитчера), который заключил с обвинителем Сейполом соглашение о том, что Элитчер выступил свидетелем обвинения на процессе Розенбергов — Собелла, а, возможно, и других, в обмен на освобождение его от судебной ответственности, а также обещанной Элитчеру «соответственно оплаченной должности».

Следующими на сцену заранее отрепетированного суда появились главные свидетели обвинения — Дэвид и Руфь Гринглассы. Они должны были доказать, что втянуты в советскую разведывательную деятельность обманным путем Юлиусом и Этелью Розенбергами. Хотя Дэвид Грингласс сознательно и охотно пошел на сотрудничество с советской разведкой, а его жене принадлежала весьма активная роль в качестве вербовщика своего мужа, связной и организатора тайной явки в Альбукерке.

Сломленный и признавшийся во всем на следствии Грингласс спокойно и подробно пересказывал свою биографию, утверждал, будто, работая в Лос-Аламосе, он якобы не знал, что там создается атомное оружие, пока ему об этом не рассказала приехавшая к нему в Альбукерк в ноябре 1945 г. Руфь, которая, в свою очередь, якобы, узнала об этом от Юлиуса Розенберга.

В одной из расшифрованных телеграмм, отправленных нашей резидентурой, еще в сентябре 1944 г. в одной из бесед с Юлиусом Руфь рассказала, что «ее муж призван в армию, но не отправлен на фронт, а работает инженером-механиком на атомном заводе».

22 ноября 1944 г. Руфь («Оса») выехала к мужу на неделю по его вызову, чтобы отметить вторую годовщину их брака. В ответ на просьбу Ю. Розенберга «Оса» согласилась уговорить мужа помогать СССР».

Из другой расшифрованной телеграммы, датированной 16 декабря, следует: «Оса вернулась из поездки на встречу с Калибром. Калибр выразил свою готовность оказать помощь и пролить свет на работу, осуществляемую в Лос-Аламосе. Он заявил, что и сам раньше подумывал об этом».

Из этого текста очевидно, что во-первых, Руфь фактически охотно, без какого-либо принуждения привлекала своего мужа Дэвида Грингласса оказать помощь СССР. Во-вторых, он и сам прекрасно знал о секретных работах в Лос-Аламосе.

Подготовленный ФБР свидетель пытался изобразить Юлиуса Розенберга как специалиста, хорошо знающего процесс производства атомной бомбы и как организатора советского атомного шпионажа в США.

Государственный обвинитель Сейпол обещал, что многие известные физики, включая создателей первых атомных бомб, выступят на процессе, по неизвестным причинам эти многочисленные свидетели в суд вызваны не были. Очевидно, ученые не захотели компрометировать себя участием в этом судебном фарсе. А возможно, организаторы суда не были уверены в том, что выступления ученых окажутся для них приемлемыми.

Как бы то ни было, вместо видных ученых-атомщиков были вызваны рядовые сотрудники отдела взрывчатых веществ, в котором работал Грингласс, — Уолтер Коски и инженер-электрик Джон Дерри, во время своей службы в армии в 1944-45 гг. регулярно приезжавший в Лос-Аламос по поручению начальника проекта «Манхэттен» генерала Гроувса.

Даже постоянно прерывая показания Коски и Дерри, формулируя свои вопросы таким образом, чтобы получить желаемые ответы, обвинитель и судья в итоге выудили подтверждение, что «наброски Грингласса имели отношения к бомбе, создававшейся в Лос-Аламосе, и что в них «в самой грубой форме изображен принцип, на котором она основывалась».

Характерно, что в своих показаниях сначала Дэвид Грингласс ничего не говорил о роли своей сестры Этель. Но позднее, очевидно под давлением сотрудников ФБР и своей жены, он стал утверждать, будто бы Этель принимала участие в разведывательной деятельности.