Признание в любви

Звездопад из одной звезды –
Не просыпали в небе соль.
На Неве развели мосты
Пропустить мою боль.

Поезд времени тянет Земля,

Бьется сердце – колёс его стук.
Без тебя, без тебя, без тебя –
Нет ужаснее мук.

Упокой, Боже, – милость твоя,

Здесь, где клён над могильной плитой,
Ждёт любимая, – буду с ней я,
Он засыплет нас вместе листвой.

Ирочка, спасибо тебе, – эти простые, самые важные слова… их так нужно было услышать тебе… последние в жизни слова… от меня, от того, для кого ты жила …Не успел …А в них заключалась моя жизнь.

Помнишь, на даче мы видели, как падала звезда, – мгновение, не успели загадать желание. Я ещё смеялся, что мне нечего желать, моя звезда со мной. Жизнь оказалась мгновением.

Ирочка, ты со мной… Ночью ложусь, выключаю свет. Бэтси ищет тебя, пытается открыть твой шкаф, царапает дверцу – не получается. На полу остаётся коготь.

Слушаю, как тикают часы на тумбочке. Какой бессмысленный стал звук. Раньше я слушал и думал, успеем ли сделать запланированное завтра… «завтра» больше не будет. Помнишь, когда мы выбирали эти часы, то продавщица советовала взять со светящимися стрелками? Ты её озадачила: «Зачем нам наблюдать время ночью?» «Действительно, – глядя на нас, она согласилась, – я как-то не задумывалась».

Слышу Иру:

Ты прости за всё меня, милый…
Гиацинт посади на могилу,
Мне весна на зелёных лапах
Принесёт наш любимый запах

…Хотел привезти с дачи. Позвонили соседи – у нас все цветы распустились, кроме гиацинтов, ни один не взошёл. Сказали: «Ты их пестовала, твои любимые… значит, взаимно. Они остались с тобой, в земле».

Искал документы, наткнулся на листочек, исписанный карандашом, твой почерк. Бегло набросано то, что, наверное, чувствовала, не заботясь о подборе слов. Для чего их подбирать? Стало не нужно. Сразу вспомнил кафе на Васильевском, солнце на закате, как ты читала «Вечер» Ахматовой и показывала мне счастливый билет. Вспомнил ливень, от которого спрятались в подъезде, твоё сдавленно сказанное «иди» и дрожащие пальцы на подоконнике. Дошло. Через столько лет. Не верил, что ты можешь полюбить? Этот листочек ты мне не показывала, скорее всего, решила, что отдашь потом, когда я буду с кем-то счастлив. Но мы не расстались, и ты о стихотворении забыла или хотела удивить по случаю. Открыл я для себя, что было у тебя тогда то, что не проходит и уйдёт только вместе с тобой… Про себя ты знала, поэтому и хотела лететь. Самое главное понимаешь потом. Я не объяснился в любви. Какой я был дурак! А ты? Ты же не знала, что я не уйду насовсем. Как неандерталец. И прощалась. Ты обходилась без высоких слов. «Возлюби ближнего твоего», а если «ближний» не твой, а уже свой? Тогда ему всё, и счастье тоже. С тобой не сложилось – тогда без тебя. Лишь бы я был счастлив. Разве так можно? Оказалось, что да, можно.

Ирочка, много слов стёрлось, не прочесть. Пытался дописал свои, вышло неуклюже, – ты так не говорила. Не исправить. Поздно. Прости меня. Всё поздно. Ничего не исправить.

Вороны, много. Молча суетятся, все парами. Тут у них жизнь. Знают ли они, что для нас здесь её уже нет? Сижу долго. К кому спешить? Спешил сюда. Рядом на дереве ворона, тоже одна, редко каркает. Смотрит на меня. Над головой сплошное серое месиво. Издалека медленно приближается узкая полоска синего неба. Дойдёт или и её затянет? Не загадываю ничего. Нечего. Всё загаданное здесь.

Поднялся. Неожиданно стало светлее. Блеснул луч солнца и сразу погас. Словно промелькнувший осколок нашего счастья. Упали крупные капли дождя – твои слёзы. Вместе с моими. Всё. Надеяться не на что. Да и не хочу.

* * *

Что такое память?
– Это то, что манит.
Что такое память?
– Это то, что ранит.

Что такое счастье?

– То, что понимаешь,
Всё или отчасти?
– То, что потеряешь.

Жена Ильфа, Маруся. Прожила ещё сорок с лишним лет. Одна. Дочка после её смерти нашла письма Ильфа, которые Маруся перечитывала и отвечала ему на обороте: «Много, много его слов в душе моей, и вот сейчас, когда прошло много лет и я читаю его письма, я плачу… что же я не убила себя, потеряв его – свою душу, потому что он был душой моей».