Признание в любви: русская традиция

Зная это, мужчина ставит перед женщиной свой отъезд как задачу. Действуй, говорит он, а не то я уйду. Путь, путешествие, следование за избранником – важнейшие понятия для русской, да и не только для русской ментальности. Говоря о пути, предстоящем отъезде, герой не только «включает» реку времени, но он расстилает просторы расстояния, через которые пройти дважды невозможно. Отъезд – это финал. Уехать и вернуться – как-то нехорошо. Это уже комедия, а не трагедия. Объявление отъезда – это угроза такого финала. Это та самая точка, которая бывает только в конце. За этим в начале XIX века стояла подлинная реальность: средняя продолжительность жизни мужчины равнялась 30 годам.

В нынешнем времени, когда расстояния условны, и у нас есть возможность за 12 часов оказаться на другом конце света и за секунду отправить куда угодно письмо, наша память хранит, тем не менее, воспоминание о тревожности отъездов. «С любимыми не расставайтесь», – любим повторять мы. Отъезд для нас как был, так и остается событием, хотя по сути дела этого события давно нет: слетать в другой город иной раз оказывается быстрее, чем доехать до другого конца большого города. Это потому, что мы по-прежнему чувствуем: отъезд «включает» судьбу. Именно поэтому «не дать уйти», не дать свернуть за угол – судьбоносное действие, и каждый или каждая, кто просто дал уйти другому, ответственен перед будущим. Отъезд, угроза отъезда – для нас по-прежнему большой аргумент.

Я уже говорила о том, что вопрос о любимой книжке или фильме – это глубоко личный вопрос. Недаром известный любовный роман Франсуазы Саган называется: «Любите ли вы Брамса?» Только причем здесь Брамс? У нас, русскоязычных, увлечение литературой, и именно романами, обнаруживает в человеке некую раздумчивость и даже сентиментальность, готовность к обсуждению «высоких материй» и проявлению чувственной стороны своей личности. Для нас слово романтический – романтические отношения, однозначно выражают отношения любовные, романтическая натура – натура, склонная в чувственным приключениям, романтические мечты – это мечты о любовной встрече и любовном союзе и так далее. Оговоримся: в данном контексте речь идет не о романтизме как художественном течении начала XIX века, породившем эгоизм и эгоцентризм героев, напрямую связанный с возросшими в эту эпоху атеистическими веяниями в общественной мысли. Мы говорим здесь именно о некогда новой литературной форме (отличной от рыцарского или плутовского романа) и новом литературном содержании, повествующем именно о любви и жизни чувств. Именно к этому широкому контексту и отсылаются герои, упоминая о книгах или обсуждая их. Говоря о конкретных книгах и персонажах, они говорят даже не столько о них самих, сколько «о всяком таком», о любовной материи, сотканной из слов переведенных книг. В этих книгах говорят о любви и проявляют ее, а ссылка на эти книги, это прикосновение к теме, тестирование собеседника: ты хочешь, можешь чувствовать чувства, или ты человек старого образца? В подавляющем большинстве приведенных отрывков герои говорят о книгах, вспоминают литературных героев, цитируют их высказывания, задают вопросы о чтении своему визави про лямур. Но почему?

Что дает героям, намеревающимся сблизиться или объясниться, упоминание литературных произведений?

У Пушкина в «Евгении Онегине»:

Сейчас отдать я рада
Всю эту ветошь маскарада,
Весь этот блеск, и шум, и чад
За полку книг, за дикий сад.

В данном контексте упоминание книг является средством отграничить прошлую подлинную жизнь от нынешней искусственной. Книги – атрибут подлинной жизни, что характеризует женщину как исконно чувственную личность. Ведь не Канта же читала Татьяна в диком саду!

А вот, что мы находим у Гончарова в «Обыкновенной истории»:

Однажды только он отчасти открыл или хотел открыть ей образ своих мыслей. Он взял со скамьи принесенную ею книгу и развернул. То был «Чайльд-Гарольд» во французском переводе. Александр покачал головой, вздохнул и молча положил книгу на место.

– Вам не нравится Байрон? Вы против Байрона? – сказала она. – Байрон такой великий поэт – и не нравится вам!

– Я ничего не говорю, а вы уж напали на меня, – отвечал он.

– Отчего же вы покачали головой?

– Так; мне жаль, что эта книга попалась вам в руки.

– Кого же жаль: книги или меня?

Александр молчал.

– Отчего же мне не читать Байрона? – спросила она.

– По двум причинам, – сказал Александр, помолчав.

Там же:

– Говорите, говорите… – сказала она с детской покорностью, – я готова слушать вас целые дни, повиноваться вам во всем…

– Мне? – сказал Александр холодно, – помилуйте! какое я имею право располагать вашей волей?.. Извините, что я позволил себе сделать замечание. Читайте что угодно… «Чайльд-Гарольд» – очень хорошая книга, Байрон – великий поэт!

– Нет, не притворяйтесь! не говорите так. Скажите, что мне читать?