Признания Мегрэ

Что касается номера пятьдесят первого, бельгийца, который был во Франции только проездом, то отыскать его следы оказалось невозможно.

Во всяком случае, в семь часов сорок пять минут Дюше был в своей комнате и позвонил, чтобы заказать завтрак. Служанка не заметила ничего особенного, разве только, что постоялец попросил тройной кофе.

– Он мне показался усталым…

Это было слишком неопределенно. Невозможно было выудить у нее еще что-нибудь. В половине девятого, не приняв ванны, Дюше спустился вниз и заплатил по счету кассирше, которая его знала.

– Он вел себя, как обычно. Я никогда не видела его веселым. Он производил впечатление больного человека. Иногда он застывал на месте, как будто слушая биение своего сердца. Я знала другого такого же, это был хороший клиент, приезжал каждый месяц. У него был такой же вид, такая же манера застывать на месте и однажды утром он упал на лестнице и тут же умер, не успев даже позвать на помощь…

Дюше сел в поезд. Он еще сидел в купе напротив торговца зерном в тот час, когда Мегрэ допрашивал Жоссе на набережной Орфевр.

В то же самое время репортер одной из утренних газет примчался на улицу Коленкур и позвонил по телефону своему корреспонденту из Фонтенэ-ле-Конт.

Консьержка не сказала Мегрэ об этом посещении журналиста, которому она сообщила фамилию и адрес отца Аннет.

Эти мелкие факты переплетались между собой, и нужно было много времени и терпения, чтобы воссоздать из них более или менее логическую картину.

Когда после полудня поезд остановился на вокзале в Фонтенэ-ле-Конт, Мартен Дюше все еще ничего не знал. Жители Фонтенэ тоже ничего не знали, так как по радио еще не передавали фамилии их земляков, и только по наитию они могли бы установить какую-то связь между начальником отдела супрефектуры и драмой на улице Лопер.

Один лишь корреспондент газеты был в курсе дела. Он взял с собой фотографа. Оба они ждали на перроне, и когда Дюше вышел из вагона, он был поражен встретившей его фотовспышкой.

– Вы разрешите, мсье Дюше?

Тот моргал глазами, ошеломленный, растерянный.

– Вы, наверно, еще не слышали о событии?

Репортер утверждал с полной уверенностью: у начальника отдела был такой вид, как будто он совсем не понимал, что с ним происходит. С чемоданом в одной руке, с плащом, перекинутым через другую, он направился к выходу, протянул свой билет контролеру, который приветствовал его, приложив руку к козырьку фуражки. Фотограф сделал еще один снимок. Репортер не отставал от отца Аннет.

Оба они вышли на залитую солнцем Республиканскую улицу.

– Мадам Жоссе убита прошлой ночью…

…У журналиста, по фамилии Пекер, было кукольное личико, полные щеки и такие же выпуклые голубые глаза, как у Аннет. Рыжеволосый, небрежно одетый, он курил слишком толстую трубку, чтобы придать себе солидный вид.

Мегрэ допросил и его; это происходило в задней комнате «Почтового кафе», возле заброшенного бильярда.

– Как Дюше реагировал?

– Он остановился и пристально посмотрел мне в глаза, как будто подозревал, что я хочу поймать его в ловушку.

– Почему в ловушку?

– Никто в Фонтенэ еще не подозревал, что у его дочери есть любовник. Он, наверное, подумал, что я узнал об этом и хочу заставить его говорить.

– Что он сказал?

– Помолчал, а потом резко произнес: «Я не знаком с мадам Жоссе». Тогда я сообщил ему, что в нашей газете завтра напишут об этом деле с упоминанием всех подробностей. Я добавил и то, что узнал перед тем по телефону. В одной ежедневной вечерней газете уже говорилось о вашей встрече с дочерью и Адриеном Жоссе на улице Коленкур…

Мегрэ продолжал расспрашивать:

– Вы его хорошо знаете?

– Как и все в Фонтенэ… Видел его в префектуре и когда он проходил по улице…

– Ему случалось останавливаться на улице?

– Конечно, он иногда рассматривал витрины.

– Он был болен?

– Не знаю. Он жил один, не бывал в кафе и говорил мало.

– Значит, вы не получили от него интервью, как надеялись?

– Он продолжал шагать молча. Я задавал ему вопросы, которые приходили мне в голову: «Вы думаете, что Жоссе убил свою жену?», «Правда ли, что он собирался жениться на вашей дочери?» Он шел нахмурившись и не слушал меня. Два или три раза он проворчал: «Мне нечего сказать…» «Но ведь вы виделись с Адриеном Жоссе» «Мне нечего сказать…» Мы дошли до моста. Он повернул налево, на набережную, где живет в маленьком кирпичном доме, который содержит в порядке приходящая уборщица. Я сфотографировал этот дом, потому что газете всегда нужны фотоснимки.

– Уборщица ждала его?

– Нет. Она работала у него только по утрам.

– Кто готовил ему еду?

– В полдень он обычно завтракал в кафе «Трех голубей». А вечером сам готовил себе обед.

– Он никуда не ходил по вечерам?

– Редко. Только раз в неделю бывал в кино.

– Один?

– Всегда.

– Никто ничего не слышал в тот вечер или ночью?

– Нет. Только один человек проезжал на велосипеде в час ночи и заметил свет в окошке. Утром, когда пришла уборщица, лампа все еще горела.

Мартен Дюше не разделся, не стал ничего есть. В доме, по-видимому, все было в порядке.