Призрачная любовь

Зайдя в кладовку, я окидываю взглядом полки, проклиная маму за то, что она вечно реорганизует свою кухню. Клянусь, с тех пор как мы с Остином переехали, она занимает свое время тем, что делает нелепые вещи вроде перестановки в доме. Должно быть, она получает нездоровое удовлетворение от того, что папа никогда ничего не может найти и постоянно просит ее о помощи. Наверное, это даже мило.

Найдя на одной из верхних полок солонки, я поднимаюсь на цыпочки и тянусь за ними, как раз когда кладовка погружается в темноту. Я задыхаюсь, когда большое тело прижимается ко мне, а теплые руки опускаются на мою талию. Я резко оборачиваюсь, и не успевает улыбка растянуться на моих губах, как губы Айзека оказываются на моих.

Он целует меня глубоко, и я таю в нем, каждый нерв в моем теле на пределе, пока я не вспоминаю, где, черт возьми, мы находимся, и не отталкиваю его от себя.

— Какого черта, по-твоему, ты делаешь? — я кричу шепотом. — Из-за тебя нас поймают.

Он снова делает шаг ко мне, и я упираюсь рукой в его сильную грудь, заставляя себя не распускать пальцы и не щупать упругие выпуклости его грудных мышц под рубашкой. Неужели мне будет так плохо, если я хоть на секунду почувствую их?

Черт.

— Притормози, Ковбой. Мы не будем делать это здесь.

— Давай, — стонет он. — Спорим, я смогу заставить тебя кончить еще до того, как кто-нибудь поймет, что нас нет. Это будет идеальная закуска к тому, что ты пытаешься здесь приготовить.

— Во-первых, мои спагетти с фрикадельками будут потрясающими. А во-вторых, я не сомневаюсь, что ты сможешь так быстро заставить меня кончить. На самом деле мы оба прекрасно знаем, как быстро ты можешь это сделать, но это произойдет не в маминой кладовке, — говорю я ему. — И раз уж мы заговорили о неподобающих вещах, которые любит делать Айзек Бэнкс, не мог бы ты хотя бы попытаться не делать это таким очевидным?

— Это все часть веселья, Птичка. Разве тебя не возбуждает мысль о том, что нас могут поймать в любой момент? — спрашивает он. — Кроме того, Остин слишком занят сексом с Бекс, чтобы обращать внимание на то, чем мы занимаемся.

У меня отвисает челюсть.

— Что он делает?

Дверь кладовой распахивается, и моя мама стоит перед нами, ее понимающий взгляд прикован к тому, как его руки сжимают мою талию, и к тому, как наши тела, кажется, слились воедино.

Мои глаза расширяются от ужаса, и между нами троими воцаряется тишина, а когда она поднимает на меня взгляд, эта тишина начинает меня пугать.

— Мам, я…

— О, это будет весело, — говорит она, и на ее лице расплывается лукавая ухмылка.

Руки Айзека опускаются с моей талии, но они не отпускают меня, поскольку его пальцы скользят вниз по моей руке, минуют запястье, прежде чем схватить мою ладонь.

— Энджи, я могу объяснить, — начинает Айзек, готовый к последствиям.

— Не нужно ничего объяснять, любимый. Я надеялась на это долгое время.

— Правда? — я выдыхаю.

Нежность мелькает в ее глазах, когда она с любовью смотрит на меня.

— Конечно, милая. Я всегда знала, как много он для тебя значит, и какое-то время переживала, что этого никогда не случится, поэтому то, что между вами наконец-то что-то начало расцветать, согревает мое сердце так, как ты и представить себе не можешь. Лучшей пары для своей девочки я и желать не могла. Однако, — говорит она, и ее взгляд темнеет, когда она переводит его на Айзека. — Это моя кладовка, и она не предназначалась для твоих антисанитарных ласк. Если ты хочешь делать с моей дочерью непристойные вещи, то, пожалуйста, делай это в своей собственной кладовке.

Вот дерьмо.

Айзек прочищает горло, и я смеюсь, потому что никогда не видела его таким пристыженным за миллион лет, что я его знаю.

— Я, э-э-э… я позабочусь об этом.

— Позаботься, — говорит мама.

Айзек морщится и делает шаг, чтобы пройти мимо мамы в дверной проем, когда она останавливает его, положив руку на его широкую грудь. Его взгляд устремляется на нее, и напряженность в ее глазах говорит мне о том, что именно сейчас сорвется с ее губ.

— Он убьет тебя.

Айзек кивает.

— Я знаю.

— Не держи его долго в неведении, — предупреждает она. — Чем дольше ты будешь ждать, тем труднее ему будет преодолеть это.

— Есть какой-нибудь совет, как мне сообщить новость?

Мама усмехается и указывает на свою любимую кладовку.

— Не так.

Айзек снова кивает, как болванчик.

— Принято к сведению.

И с этими словами он уходит, оставляя меня разбираться с мамой, но вместо того, чтобы получить нагоняй за то, что я залезла пальцами в банку с печеньем, она подходит ко мне и заключает меня в свои теплые объятия.

— Я так счастлива за тебя, милая.

— Спасибо, но не забегай вперед, — предупреждаю я, отстраняясь, пока мы зависаем в кладовке. — Это что-то новое. Типа, совсем новое. Кто знает, как все обернется?