Призрачная любовь

Я слишком хорошо понимаю, что это Айзек, и, несмотря на то, что я разгуливала в бикини так часто, как только это было возможно, когда он был рядом со мной, это другое. Он не просто увидит мое тело, но и получит от него сладчайшее удовольствие, и вместо того, чтобы отводить взгляд от запретного плода, как он всегда делал, он будет наслаждаться им, упиваясь всем, что я могу предложить.

Это точка невозврата. Если я позволю своему платью упасть, я не уйду. Я не передумаю и не возьму свои слова обратно. Как только я обнажусь перед ним, ни один из нас не сможет остановиться. Когда я оглядываюсь через плечо и вижу глубокий голод в его темных глазах, я знаю, что была разрушена для любого мужчины, который осмелится подойти ко мне после него.

Удерживая его взгляд через мое плечо, я с возрастающим желанием отпускаю платье, позволяя ему упасть на пол. Я стою перед ним в одних прозрачных стрингах и сапогах до колен, и когда он обнимает меня, из его груди вырывается глубокое рычание признательности.

— Хорошая девочка, — хвалит он. — Перешагни его.

Повинуясь его просьбе, я делаю небольшой шаг вперед, переступая через сброшенное черное платье, а мои пальцы проводят по груди, потому что я не в силах удержать руки на месте. Мои соски твердеют от прикосновения, и я содрогаюсь, понимая, что это только начало. Дальше будет только лучше.

Он проводит языком по нижней губе.

— Наклонись.

Мои брови выгибаются, когда в уголках моего рта появляется злая усмешка.

Ну и дерьмо.

Мое сердце бешено колотится, когда я начинаю сгибаться пополам, и моя задница высоко задирается в воздухе, а жадный взгляд Айзека приковывается к пространству между моими бедрами. Только он качает головой.

— Не-а, — урчит он, завороженный зрелищем. — Помедленнее.

Да, папочка!

Я замедляю темп, пока физически больше не могу продолжать, и в таком положении вынуждена держать голову опущенной, не видя его, но, черт возьми, я его чувствую, особенно когда он заходит сзади, проводит рукой по моей попке и останавливается прямо между ног.

— А теперь, — говорит он глубоким тоном, в котором чувствуется властность. — Снимай сапоги.

Желание копится глубоко внутри меня, и пока я тянусь к задней части сапог и нащупываю маленькую молни, Айзек отодвигает прозрачную ткань моих стрингов в сторону и засовывает пальцы глубоко в мое ожидающее влагалище. Я задыхаюсь, мои стенки сжимаются вокруг его толстых пальцев.

— Не двигайся, блядь, Птичка, — говорит он, прижимая другую руку к моей пояснице и удерживая меня неподвижно.

Он вращает пальцами внутри меня, и мои стенки сокращаются вокруг него, а я закрываю глаза. Это так чертовски приятно, даже больше, когда он протягивает другой палец к моему клитору и лениво потирает его круговыми движениями.

— Хорошая девочка, — говорит он. — Сапоги. Снимай. Сейчас же.

Осознав, что молния не сдвинулась ни на дюйм, я принимаюсь за работу, медленно опуская ее до конца, пока не удается выскользнуть из сапога до колена, а затем перехожу к другому, и когда они, наконец, сняты, этот мощный тон снова разносится по комнате.

— Возьми себя за лодыжки, Птичка. Не отпускай.

Я тяжело сглатываю, и как только я обхватываю руками свои лодыжки, его пальцы заменяются чем-то прохладным. Моя спина напрягается, и когда он толкает что-то в меня, я понимаю, что это какой-то металлический шарик. Я ахаю, когда тяжелый шарик оказывается внутри меня, за ним быстро следует второй. Они медленно двигаются, массируя стенки глубоко внутри меня, и все сжимается. Не поймите меня неправильно, я не новичок в мире секс-игрушек, но эти? О да, я определенно незнакома с ними, но планирую познакомиться поближе.

— Так хорошо? — спрашивает он.

Все, что я могу сделать, это с трудом сглотнуть и кивнуть.

— Не двигайся, Птичка.

Я чувствую, как он перемещается позади меня, и, прежде чем я успеваю понять, что он делает, он оказывается на коленях, и как только его теплый рот накрывает мой клитор, шарики начинают вибрировать внутри меня.

— О, черт возьми, — выдыхаю я, делая глубокий вдох, а мои колени подгибаются подо мной.

Я чувствую порочную ухмылку Айзека на своей сердцевине, но, поскольку все мое тело начинает дрожать, я не могу даже окликнуть его. Это интенсивно и так чертовски хорошо. И когда эти шарики двигаются внутри меня, клянусь, я вижу звезды.

Мое дыхание становится неровным, глубоким, и когда его язык скользит по моему клитору, я чувствую знакомое напряжение глубоко внутри.

— Черт, Айзек, — стону я, впиваясь ногтями в лодыжки и извиваясь под его хваткой.

Я не могу этого вынести. Это слишком. Слишком напряженно, но, черт возьми, я доведу это до конца.

Он воздействует на мой клитор лучше, чем я когда-либо делала это пальцами. Посасывая, щелкая, дразня, пока я практически не оказываюсь верхом на его великолепном лице, и все это время вибрирующие шарики отправляют меня в совершенно новое измерение.

— О, черт. Я собираюсь…