Призрачная любовь (СИ)

Потом они с хирургом отправились давать наркоз и, соответственно, оперировать огнестрел. На операции с Успенским стояла Лера. Хранительница отметила, что за праздники у дочери хирурга появились щеки, и тени под глазами окончательно исчезли, кажется, Лера наконец-то вдоволь отъелась и отоспалась. Очутившись в семье отца, она будто похорошела и обрела так нужную ей раньше опору. Теперь она даже не замечала все еще раздраженного фыркавшего Бориса. Было видно, что у Леры появилась четкая цель, которую она на операции преследовала, и чужая зависть в этом деле была незначительной помехой. Ее больше невозможно было, как раньше, ударить в самое сердце, теперь, когда у нее появились защитники.

Вера отработала до вечера и вернулась к себе. Они же с утра договорились, что жить она будет у психиатра. Хранительница почувствовала трепет. Она не ощущала подобного волнения даже когда выходила замуж за мужчину, которого с трудом добивалась долгих одиннадцать месяцев. Тут надо было всего лишь перенести коробки, а в животе порхали бабочки.

Вера наспех собрала вещи, и уже начала было волноваться, как в дверях появился Иннокентий. С переездом управились быстро. Хранители почти друг с другом не говорили. Вера боялась узнавать подробности утреннего происшествия, в их ставшем теперь уже общем доме было уютно и спокойно, не хотелось пускать туда реальную жизнь.

Потом Вера и Иннокентий упали в постель и занялись друг другом. Хранительнице казалось, что она никак не может насытиться его прикосновениями. Ей все еще было мало, даже когда стало ясно, что возвратился хирург и начал музицировать в одиночестве. Друзья так привыкли проводить вечера втроем, что теперь все это, пожалуй, выглядело как предательство. Вера надеялась, что хирургу это будет понятно, в конце концов, он же сказал, что рад за коллег.

— Виктор нам завидует, ты знал? — сказала между поцелуями Вера.

— Еще бы, — Иннокентий заглянул ей в глаза. — Ты бы знала, как много способов люди изобретают для того, чтобы отогнать мысли о недоступной им близости. Например, эти ужасные гитарные соло.

Уснули хранители поздно, даже хирург уже перестал играть. Вера чувствовала себя совершенно обессиленной, но при этом такой счастливой, какой не была никогда. Иннокентий закутал ее в одеяло, он помнил еще с их первой ночи, проведенной в одной постели, что возлюбленная мерзнет. Вера ощущала себя защищенной в его руках и понимала, что может наконец-то быть слабой. Впервые в жизни имеет право расслабиться и стать настоящей хрупкой нимфой, которая долго дремала у нее внутри и в которую он, должно быть, влюбился.

Утро, конечно же, наступило раньше, чем Вере хотелось бы. В односпальной постели было очень тесно, но хранительнице нравилась такая близость, даже не смотря на неудобства, которые она вызвала. Иннокентий поднялся раньше и уже приводил себя в порядок. Вера почувствовала неприятный укол, сев на кровати. Раньше ее просто невозможно было застать врасплох. Она вставала по часам и все держала под контролем. Эта любовь что-то в ней сломала, нечто почти столь же древнее как сама Вера. Наверное, последний барьер, который она поставила между собой и другими. Теперь, когда не было необходимости оставаться сильной, Вера была полностью настоящая.

Иннокентий нагнулся к ней и чмокнул в нос.

— Я думал разбудить тебя через, — он взглянул на часы. — Пять минут.

— Сколько сейчас? — потягиваясь, спросила Вера.

— Шесть пятьдесят пять, — ответил Иннокентий, застегивая рукава рубашки.

Значит, она не проспала.

— А почему ты так рано? Консультация?

Психиатр нахмурился.

— Я исполняющий обязанности заведующего отделением неврологии. Теперь. Мне надо подготовиться к пятиминутке. Вчера, — он улыбнулся. — Не получилось.

— Ого! — Вера хлопнула в ладоши. — Им давно надо было поставить тебя. Ты отличный специалист!

Лицо Иннокентия не выражало энтузиазма.

— Я не в восторге.

— Почему?

Психиатр вздохнул и присел на край кровати.

— Вер, — он посмотрел хранительнице в глаза. — Я никогда не любил неврологию и психиатрию. Занимался этим машинально, надо же было что-то делать, чтобы не завыть от тоски. Сто лет опыта не шутки. Но мое призвание акушерство. Я это понял еще когда студентом помогал принимать роды. Вот только там я дышал полной грудью, делал то, в чем видел высший смысл. Когда Лиля отняла у меня это, я потерял себя. И знаешь, Вер, я ведь сто шесть лет об этом не задумывался до сегодняшнего дня и до этого поста заведующего. Оставил свое призвание в прошлом, а сегодня мне вдруг стало обидно.

Вера нежно обняла руками спину любимого и поцеловала его в щеку.

— Как бы то ни было, им нужен зав.

Иннокентий фыркнул.

— Они поставили меня потому, что каждый боится проблем. Им нужен был кто-то… непрошибаемый. Береговой мне ведь столько трудностей устроил и ничем меня так и не достал, — психиатр усмехнулся. — Кто он такой по сравнению со стражами? Да и те меня только немного покусали. В больнице даже не раздумывали, когда встал вопрос о том, кому расхлебывать заваренную кашу.

Вера заглянула любимому в глаза.