Призрачные рощи

Постепенно он стал зевать все сочнее и протяжнее и наконец, не выдержав, отправился к себе. Я же накрылась пледом, взятым из пухленького комода, и продолжила свой караул.

За приоткрытым окном было видно сад Лазарета и окружающую его рощу деревьев ошши, мягко мерцающих в темноте. Оттуда воровато выбежало несколько крустов, похожих на связки глазастых палочек. Они, пригибаясь к земле, прискакали к лазаретным грядкам с целебными травами и, подло хихихикая и переговариваясь на своем булькающем языке, стали пакостно их раскапывать.

На порог Лазарета вышел целитель в шелковой белой тоге – погулять, посмотреть на луну, прийти в себя посреди ночного дежурства. Увидев это крустово безобразие, он подхватил длинную полу наряда и негодующе побежал спасать грядки. Лешие, вопя и отшвыриваясь шишками, умчались обратно в чащу, откуда еще долго обиженно что-то орали. Как всегда – у нас не город, а одно сплошное веселье!

В какой-то момент я задремала.

А проснулась оттого, что в меня прилетела подушка.

– Привет, – сказал Полынь, чьи глаза посверкивали из-под одеяла в полумраке предрассветной палаты.

– Привет, – улыбнулась я.

– Давно так сидишь?

– Не знаю. Судя по тому, как у меня затекла шея, – несколько часов.

– Затекшая шея!.. – ужаснулся он. – Вот это жертвы, малек.

– Сама в шоке. Как ты?

Ловчий закопошился, прислушиваясь к ощущениям, потом пожал плечами и сладко зевнул.

– Планирую поспать еще, если честно.

– Спи, – миролюбиво разрешила я, выключая забытый светильник.

Из темноты смущенно кашлянули.

– А может, вернешь подушку?

– Пф! И зачем же разбрасываться тем, что тебе еще нужно?

– Для тебя ничего не жалко.

– Тогда не верну!

Но когда я все-таки отнесла ему требуемое, Полынь откатился в угол кровати и похлопал по освободившемуся месту – такому широкому, что там мог без особых сложностей уснуть даже мастер Улиус, не то что я.

– Чтобы шея не затекала.

Сбросив обувь и укутавшись в свой плед, я свернулась в комочек рядом с напарником. Какое-то время мы просто молчали, прислушиваясь к пению ночных птиц за окном. Потом тихо, на грани беззвучия, – как будто нас мог подслушать кто-то, кроме бубнящих крустов, возобновивших свои гнусные делишки, – стали обсуждать случившееся.

Наша беседа покачивалась, будто на мягких волнах полночного Шепчущего моря: от невидимых в темноте улыбок ко взаимным подколкам и взрывам громкого хохота, от благодарностей к намекам, что «у меня получилось бы получше», от дружеской открытости к искрам игривого напряжения.

От шуток к печалям.

К прощанию. К горестям.

– Мне так жаль, что она умерла, Полынь.

– Мне тоже, Тинави. Мне тоже.

Ловчий вздохнул и потянулся, звякнув браслетами, которые целители, повинуясь дружескому совету Мелисандра Кеса, не стали с него снимать, а то, дескать, господин Внемлющий изволит гневаться.

За окном начался и закончился легкий весенний дождь. После него всю палату заполнил запах цветущего сада, к которому постепенно примешивались ароматы свежей выпечки и крепкого кофе – где-то там, вдалеке, оживали и распахивали двери первые кофейни. За деревьями ошши медленно выплывали атласно-малиновые шелка рассвета, звезды бледнели на высоком небе.

– Знаешь, я до пепла рад, что мы существуем, – под конец совсем тихонечко шепнул мне Полынь. – Думаю, мы делаем этот мир более интригующим местом.

– Ты – в первую очередь, – согласилась я, чувствуя, как остро и приятно от напарника пахнет мятой, древесиной и перцем.

– Нет. – Полынь осторожно убрал прядку волос с моего лица и подмигнул: – Все-таки ты.

Это была прекрасная ночь.

…И только целитель, нашедший нас утром в обнимку, отчего-то крайне негодовал.

* * *

Утро пятницы оказалось просто восхитительным. Свежее, звонкое, солнечное – весна вошла в самый красочный свой период, для полного счастья осталось только зацвести кустам жасмина, которые благоухают целых четыре месяца каждый год.

Дахху, Кадия и я сидели на ступеньках Иноземного ведомства, попивая липовый сбор от госпожи Пионии. Над головами у нас носились ласточки – достаточно высоко для того, чтобы мы могли не опасаться новых дождей.

Кадия, возбужденно размахивая берестяным стаканчиком, рассказывала о том, что его величество Сайнор предложил ей любую должность на ее вкус.

– И я решила: я хочу обратно к гномам! Я уже написала сегодня утром командору Груби даби Финну, и, хотя в ответном письме было некоторое количество непечатных комментариев на тему моих выкрутасов, глобально он рад. Так что – за триумфальное возвращение!

– А я ведь сразу говорила, что тебе надо просто спасти короля, – шутливо укорила я.

Кадия с готовностью отставила стаканчик на белые ступени и, экзальтированно воздев руки к небу, взвыла:

– О, великая и сиятельная, опаснейшая и жутчайшая, Луноликая и Звездорожденная, мудрость твоя не знает границ, простирается от моря до моря, и да как я посмела, грешница, усомниться в словах твоих пресвященных!..

Дахху только за голову схватился, увидев, сколько народа изумленно обернулось в нашу сторону. Я с хохотом заткнула Кадии рот ладонью.

– Перебарщиваешь, Солнцеподобная!..