— Пока хватит и этого. Скажи, откуда ты знаешь меня, и я скажу, почему не боюсь.
Призрачная леди улыбнулась, и улыбка была бы прекрасной, если бы не была тревожащей. Она протянула туманные пальцы к щеке Мериса, и тот удивился, ощутив холодное прикосновение. На ее лице, обворожительном в лунном сиянии, застыло ровное, голодное выражение, возбуждавшее тело Мериса так, как никогда не возбуждали объятия служанок и охотничьих дочерей, так, как он не возбуждался, даже глядя на стройное тело Арьи.
Затем она засмеялась.
— Мне не нужно отвечать на твой вопрос, Мерис Странник, — сказала она вслух, и он удивился, услышав ее голос ушами. — Ответ написан в твоем сердце: ты не боишься меня, потому что не боишься ничего. Ты преодолел свою последнюю любовь, и, вместе с ней, свой последний страх…
Их взгляды встретились.
— …твоего отца.
Молниеносным движением Мерис пронзил сердце Призрачной Леди своим длинным клинком.
Прошло несколько долгих мгновений. Затем она посмотрела вниз, туда, где торчало лезвие. Из груди не сочилась кровь. Оружие прошло через нее, как сквозь густой туман. Там, где клинок касался призрачного тела, он стал холодным, как лед, но Мерис держал его, даже когда холод обжег его ладонь.
— Впечатляюще, — сказала она.
Он держал оружие так долго, как мог, стиснув зубы, но холод был слишком силен. С резким выдохом Мерис разжал руку, и клинок остался торчать на месте, выступая из ее тела. Эльфийка улыбнулась.
— Твой дух силен, Мерис Странник, — она скользнула в сторону, и замороженный меч упал на землю. Призрак, казалось, не получил никакого вреда. — Я Гилтер’йель, и мне нужна твоя помощь.
Мерис сощурился.
— Моя помощь? — переспросил он, растирая ладонь.
Она кивнула.
Он глянул вниз, на меч, покрытый изморозью.
— Мой меч?
— Пускай лежит, — ответила Гилтер’йель, — Я подберу что-нибудь получше, когда ты выполнишь мою просьбу.
— И что это будет за просьба? — едва заметная усмешка растянула уголки рта Мериса.
— В моих лесах завелись крысы. Я хочу, чтобы ты избавился от них.
Путник и Арья сидели рядом в роще, купаясь в лучах лунного света и глядя только друг на друга. Зашло солнце и взошла луна, но они вряд ли заметили её, в ночи обнимая друг друга, наслаждаясь блаженной вечностью. Мирная роща раскинулась вокруг, а высоко над головами влюбленных им улыбалась Селуне.
Арья до сих пор не могла поверить. Все произошло так быстро… Девушке казалось, будто весь её мир помещался в объятиях Путника. Все стало таким правильным. Все, кроме…
Вздрогнув, Арья вспомнила, что привело ее в Куэрварр, вспомнила и недвусмысленные приказы, что ей дали. Приказы вынуждали рыцаря вернуться с новостями в Серебристую Луну.
Не колеблясь, она высвободилась из рук Путника и поднялась на ноги. Оглядевшись вокруг в поисках своего снаряжения, девушка наконец нашла его под деревом на краю поляны.
— Что ты делаешь? — вставая, спросил позади нее Путник, там, где только что сидел.
— Мне нужно идти, — сказала Арья. — Мне жаль, но я должна.
— Нет, не должна, — он подошел к девушке.
— Мне нужно доложить о действиях Грейта, — возразила рыцарь. — О моих находках, о подозрениях… Главнокомандующий Алатар должен послать рыцарей…
— Больше никаких рыцарей! — прохрипел Путник так неистово, что Арья дернулась и развернулась, чтобы посмотреть на него. Она хотела заговорить, но он упал на колени, ужасный кашель раздирал бледное тело. Арья попыталась коснуться его, но мужчина отстранился.
Наконец, Путник поднял взгляд.
— Больше никаких рыцарей, — повторил он.
— Но… — начала Арья.
— Заполни город солдатами, и Грейт окажется неприкосновенен. Он отвертится от любых наказаний, которые на него наложат, это я тебе обещаю, — глаза Путника пылали. — Оставь Грейта мне.
Арья заметила, что он не упомянул Мериса, но решила не обращать внимания.
— Путник, я не могу позволить тебе…
— Оставь их мне, — холодно повторил он. От его взгляда по спине девушки побежали мурашки. — Правосудие свершится.
— Да, свершится, когда я вернусь из Серебристой Луны во главе с двадцатью Рыцарями в Серебре, сотней Серебряного Легиона и полудюжиной Волшебных стражей, — с пылом возразила она. Девушка чувствовала, как разгорается в ней упрямство.
— Грейт и его наемники будут давно мертвы, когда ты сюда доберешься, — сказал Путник.
— Путник, мой кодекс чести не допускает самосуд…
— Да будь проклята твоя честь! — крикнул он. — Будь проклята любая честь. Сколько жизней она погубила? Как много невинных из-за нее убиты? Честь ничто. Честь хуже, чем ничто.
Кровь отхлынула от лица Арьи. Этот человек, которому она отдалась, этот опьяняющий, таинственный воин, которого она знала лишь короткое время, но при этом чувствовала себя так, будто провела с ним всю жизнь, плевал на рыцарство, любимое ею всем сердцем, и на честь, которая придавала её жизни смысл. Честь сковывала её крепче стальных цепей, но Арья помнила нежные, осторожные объятия рук Путника. Что держит сердце рыцаря сильней — честь и её ограничения, или любовь и её вольности?