Я поглядывал бездумно в окно, не акцентируя ни на чем внимания, но одна вещь заставила напрячься.
— Притормози здесь, — бросил таксисту, — я на пару минут.
Вышел и устремил взгляд на афишу, украшавшую непримечательное здание, которое в скором времени посещу. Старая рана вновь дала о себе знать, когда смотрел на
Хороший подарочек на день рождения: увидеть человека, ненависть к которому зашкаливает. Высказать, наконец, все, что так терзало. Ударить в ответ и выплеснуть ярость, которая накапливалась годами. Больно ли ей будет? Почувствует ту безысходность, в которой когда-то жил я? Испытает ли она муки совести, что карьера для нее важнее, чем семья, которой пожертвовала? Или ей будет плевать, как и отцу, который давно забыл о моем существовании и погряз в работе? Если бы Арин не ушла, все сложилось иначе… Мы могли бы жить в старом доме в Эдмонтоне и быть нормальной дружной семьей, которая теперь там обитала
Черт… Черт… Черт… Как же я ненавидел тех, кого должен уважать и любить. Для меня семья — друзья, а не «любящие» родители.
Выдохнул дым, туша окурок ботинком, и бросил на нее полный отвращения взгляд, возвращаясь в автомобиль.
«Скоро мы увидимся, Арин. Совсем, совсем скоро… Обещаю».
Глава 20. «Рай без ангелов»
Я смотрел, как она выходит из гримерки, в окружении помощников: очаровательная, совершенная, воздушная в белом платье, со счастливой улыбкой на губах, которая отзывалась дикой болью в моей груди. Такая родная… но уже чужая. Вместо ненависти я ощущал тоску, когда смотрел на Арин. Те чувства, которые совсем недавно захлестнули жгучей волной злости, отступили, пошли на попятную, под наплывом других эмоций.
Я стиснул зубы и сжал руки в кулаки, прищуриваясь и наблюдая, как она уходит. Двинулся в сторону гримерки, словно дикий зверь, растворился среди персонала и музыкантов, без препятствий попадая в светлое помещение.
Она пользовалась все теми же духами, которые символизировались с ее родной страной — Ирландией. В комнате витал знакомый цветочно-травяной аромат пушистых соцветий клевера — запах детства, который на мгновение вернул меня в комнату с роялем. Но наваждение также быстро покинуло, а сознание прояснилось, когда я вспомнил, где нахожусь и с какой целью. В вазах на полу и столе стояли роскошные букеты роз, пионов от поклонников — показатель того, как любят ее музыку и творчество. Но Арин нравились орхидеи. Черт, я помнил…
Сглотнул комок не прошеных эмоций, прогоняя меланхолию, и подошел к трюмо с зеркалом. Провел ладонью по гладкой деревянной поверхности, рассматривая косметику и различные тюбики. Арин наносила всегда минимум макияжа и любила консервативность. Мой подарок должен остаться на заметном месте, чтобы она сразу могла его увидеть… и узнать. Загадочно улыбнулся, заглядывая в зеркало и задерживая взгляд на несколько секунд, и выудил из кармана маленькую черную коробочку. Взял ручку и фотокарточку с ее изображением, перевернув обратной стороной. Несколько раз щелкнул, глядя на снимок с автографом, и быстро написал.
«Sholamón raibh mícheart. Nach bhfuil gach» (с ирл. «Соломон ошибался. Проходит не все»).
Она поймет, я уверен, что Арин поймет, кто мог оставить это послание.
Я откидываю шариковую ручку в сторону и выхожу из гримерки, задевая кого-то плечом. Слышу удивленный возглас, прибавляю шаг, стараясь не придавать этому значение, и теряюсь среди людей.
Концерт начинается.
Ровно в 00:01 раздался стук в дверь, и как только я открыл, в меня полетел торт. Точнее, сиськи четвертого размера как минимум, с цифрой «20». Друзья-придурки выкрикивали поздравления, обмазывая хорошенько рожу вкусным кремом, который я облизывал с пальцев, и открыли с хлопком бутылку шампанского. Часть содержимого вылилась на ковровое покрытие, но это мало кого заботило в тот момент. Думаю, Ливия такому «приятному» сюрпризу вряд ли обрадуется на утро.
Мы врубаем музыку, выпиваем, разговариваем о всякой фигне, и я чувствую себя как никогда прекрасно. В этот день со мной нужные и самые близкие люди.
Мне уже двадцать.