Призрачный рай

Я осторожно подошла к нему и взяла лицо в ладони, заглядывая в глаза. Сначала в них промелькнуло непонимание и любопытство, но очень быстро скрылось за настороженностью. Я ощущала, как от него исходит холод, и по моей коже бежали мурашки. Мне хотелось превратить этот холод в тепло, согреть его, показать, что есть человек, который понимает.

«Боже, что ты творишь, Ливия. Ты должна остановиться или… или обратного пути не будет, когда тебя затянет в эту воронку».

Но я не останавливаюсь, и мои губы накрывают его. Совсем легко и даже неуверенно, как-то по-детски. Может, он потом посмеется, но сейчас я лишь ощущаю прохладу. Оззи не отвечает, но я продолжаю неторопливо целовать его, присаживаюсь на коленки, обвивая шею руками и путаясь пальцами в мягких бирюзовых прядях. Я чувствую едва уловимый запах сигарет, геля и виски, он сжимает ткань кофты, дыхание сбивается, обжигает кожу. Холодная ладонь ложится на поясницу, и я вздрагиваю, но не прекращаю целовать его лицо.

«Остановись. Прекрати. Ты должна остановиться, что ты делаешь, Лив!», — орет внутренний голос, но сердце посылает разум куда подальше. Даже картинки «ночных бабочек» не отрезвляют, не помогают избежать катастрофы.

«Нет… нет… нет… Он не может мне нравится. Не настолько, чтобы я не могла прекратить загонять себя в капкан».

Бесполезно. Новые ощущения слишком сильные и всепоглощающие, когда я целую его прохладную кожу и вдыхаю знакомый аромат, который заставляет совершать необдуманные глупости.

— Ливия, — шепчет он в губы, и я ловлю его дыхание, прикрывая глаза и тая от неги.

— Что?

— Твои поцелуи со вкусом жалости.

Отстраняюсь и сглатываю, глядя в его потемневшие глаза.

— Мне не нужна жалость. Это унизительно, когда человек это делает только потому, что ему жаль. Не надо меня жалеть, — произносит он отчетливо каждое слово, и это неприятно ударяет в грудь, отдаваясь глухим эхо.

Я пытаюсь собрать разбежавшиеся мысли в кучу и прийти в себя, потому что точно парю далеко от земли.

— Я не…

Он распускает мои волосы и проводит ладонями по спине, прижимая к себе. Глаза метаются по его серьезному лицу, пытаясь понять, что не так.

— Я это сделала не из жалости, а потому что захотела. Я хотела поцеловать тебя, Оззи.

— А завтра снова будешь смотреть на меня, как на ничтожество? — шепчет он, медленно расстегивая пуговицы на кофте. Его тихий голос, глаза творят с моим сердцем что-то невообразимое, я теряюсь в водовороте ощущений. «Пожалуйста, только не останавливайся».

— Вряд ли… Ведь мы похожи. «Я тоже никому не была нужна с рождения», — добавляю в уме и стараюсь сохранить здравый рассудок, но сейчас это испытание я проваливаю.

Он опускается рядом со мной на кровать и нежно целует живот

— Мы не похожи, ангел.

Я облизываю пересохшие губы и невнятно бормочу:

— Разве ангелы умеют гореть?

Наши пальцы переплетаются, жар разливается под кожей и затуманивает сознание, которое постепенно отключается, поддаваясь буре.

— Только падшие.

Я тихо выдыхаю, чувствуя, как его губы превращаются в улыбку. Он отстраняется, невесомо целуя в шею. Прекрасный момент разрушается, когда слышатся шаги, а по коже пробегает неприятный холодок. Эйфория растворяется в полутьме. Открываю глаза, несколько минут приходя в себя, присаживаюсь и смотрю на тлеющий уголек в его пальцах.

Я не хочу, чтобы он уходил, не сейчас, не сегодня… Я не хочу оставаться одна.

Наверное, он слышит мои мысли, потому что на его лице мелькает тень улыбки. Оззи докуривает и ложится рядом, притягивая к себе. Непривычно, но так спокойно в его объятиях. Я почти засыпаю, но слышу, как он шепчет:

— Спасибо, Ливия.

#2 (special) Арин О'Кифф и Сент Лавлес

Убить мать может только ненависть её ребенка.

Арин О'Кифф всегда считала, что заслужила ненависть своего сына. Она знала, что он не простит её, её поступка, даже, если узнает правду. Но правда не всегда бывает такой, какой мы хотим услышать и узреть. Иногда лучше не знать и оставаться в неведении, чем потом жалеть о том, что узнал. Часто правда причиняет нестерпимую боль, разрушает то единственное светлое и чистое, что связывало близких доселе людей. Они становятся незнакомцами, стирая из памяти хорошие моменты, потому что правда убивает это. Разрушает иллюзии, которые они строят сами же, оставляя только обиды, разочарования, горечь и пустоту. Люди отдаляются, забывают дни, проведенные вместе, забывают, что еще вчера они могли смеяться, шутить, доверять секреты, а сегодня… Сегодня они чужие. Это очень тонкая грань, которую нужно соблюдать, потому что, перейдя через нее, мы не вернем былого. Как ни старайся, изменить что-то будет уже невозможно.

Её пальцы дрожали, когда она сжимала кольцо и записку. Он здесь. Он смотрит на неё, слушает. Её ангел… Ангел, которого она по глупости оставила. «Соломон ошибался. Проходит не все». Только она сможет забрать боль, которую сама же причинила.