— Я думаю, что они упокоились, — произношу. Я устала, истощена, хотя все, что я сделала — это дала несколько обещаний человеку, в которого влюбляюсь с каждой секундой все сильнее.
Такое ощущение, что простые слова любви и доброты — это самая сильная магия из всех возможных.
— Пойдем, — говорит Уорд, заключая меня в свои объятия. Я визжу, когда он поднимает меня на руки.
— Ты не сможешь нести меня всю дорогу.
— Теперь ты моя невеста. Я могу нести тебя, когда захочу и как захочу.
— Ты должен был просто перенести меня через порог, — жалуюсь я, смеясь.
— Ну, я хочу нести тебя дальше, чем большинство мужей. — Он идет вперед, и я прижимаюсь к нему. — Я планирую быть женат на тебе очень, очень долго.
— Я думала, что вся эта история с переездом — это пока я не встану на ноги.
— Конечно.
Я смотрю на него искоса.
— Почему ты думаешь, я несу тебя на руках? — лукаво спросил он.
— Ты такой придурок, — говорю я, смеясь.
— Да, но ты же вышла за меня замуж.
— Та такой самодовольный.
— Да, черт возьми, я такой. — Он на мгновение замолкает. — Как ты думаешь, твоя тетя подарит нам свою коллекцию чудовищных фаллоимитаторов в качестве свадебного подарка? Я слышал, что они — семейная реликвия.
Мой смех эхом разносится по соснам.
— Возможно, подарит. Но прямо сейчас? Меня интересует только одна вещь.
— Да? Это мой большой, твердый…
— Огромная стопка домашних блинчиков, — заканчиваю я.
— Это я могу сделать. — Он наклоняется и крепко целует меня в губы на ходу.
И он это делает.
ЭПИЛОГ
Тара
Весь оставшийся месяц мы встречаемся понарошку.
Понарошку, потому что на самом деле мы не встречаемся.
Нет никакого притворства в том, что мы все больше влюбляемся друг в друга. Есть вещи и похуже, чем влюбиться в своего тайного мужа.
Эм в восторге от этого, и вместо того, чтобы уехать, как Бекка и ее муж, которые прервали свой медовый месяц и убрались к черту из Нью-Хоупвелла, Джек и Эм составляют нам компанию во всех осенних развлечениях.
Сегодня, однако, мы сидим дома, смотрим старые фильмы про Хэллоуин и вырезаем тыквы.
— Это отвратительно, понимаешь? — Я морщу нос, вываливая кишки на его стол, покрытый бумагой мясника. — Это так липко. Странно думать, что люди увидели это и подумали: «Ням, это выглядит аппетитно».
Уорд ухмыляется, глядя на меня поверх своей собственной вырезанной тыквы. — Я сейчас поджарю семечки, только за этот комментарий.
— Острые? — спрашиваю я, приподнимая одну бровь.
— Ты хочешь, чтобы они были острыми?
— Ты же знаешь, я люблю острое.
— Я сделаю тебе острые, а себе сладкие, договорились?
— Договорились. — Я хмурюсь, уставившись на бумажный рисунок летучей мыши, который я каким-то образом должна вырезать на бугристой поверхности. — Я не знаю, создана ли я для вырезания тыкв.
— Ты не должна быть создана для этого, это тыква создана для того, чтобы ее резали, легкомысленно говорит Уорд.
Я угрожающе поднимаю горсть тыквенных внутренностей.
— Не заставляй меня использовать это.
Но тут у меня пищит телефон, и я пользуюсь возможностью отказаться от вырезания тыквы и вымыть руки, чтобы ответить на сообщение, высветившееся на экране.
Эм: Ты точно не хочешь пойти в кукурузный лабиринт с привидениями? Это последняя ночь. Давай, это же Хэллоуин!
Я подталкиваю Уорда, показывая ему текст, и он громко смеется, как я и предполагала.
Я: На данный момент меня все устраивает, спасибо.
Эм: ОТЛИЧНО
— Достаточно неплохо, — говорит Уорд и разворачивает свою тыкву, демонстрируя очень стереотипного улыбающегося Джека О'Лантерна.
— Симпатично. — Говорю я ему. — А теперь сделай мою.
Он смеется, качая головой, но обходит стол.
— Давай попробуешь сделать это еще раз, когда у нас появятся дети.
Я замираю, мои глаза округляются.
— Ты хочешь детей?
— Я сегодня разговаривал с мамой, — аккуратно добавляет он.
— Это не ответ, — говорю сквозь смех. — И как все прошло?
— Она сказала, что Бекка вернулась из медового месяца и рассказывает сказки о моей фиолетововолосой подружке всем, кто ее слушает… и как она ее назвала? Невыносимой. Она сказала, что не может дождаться встречи с тобой.
— О, — говорю я, едва дыша, когда Уорд ловко заканчивает потрошить мою тыкву и начинает вырезать жуткую рожицу на передней части. — Это очень… мило.
— Да. Я тоже так подумал. Вообще, это был хороший разговор. Думаю… я думаю, что нам понадобится время, чтобы все исправить, но, поговорив с ней сегодня, я понял, что это возможно.
Я обнимаю его за талию, несказанно радуясь за него. Я знаю, что отношения с его мамой были напряженными с тех пор, как он переехал сюда.
— Я очень рада за тебя.
— Ты очень мешаешь резать твою тыкву.
— Извини, — говорю ему, а потом решаю снова пойти помыть руки. Тыквенные внутренности и кожа — две вещи, которые действительно не сочетаются. — Подожди. — Нахмурившись, я скребу по ногтям. — Я все еще не понимаю, какое отношение это имеет к детям.
— Моя мама спросила, собираюсь ли я жениться на тебе. — Это прозвучало совершенно неожиданно.
— Ты ей рассказал? Что мы… вроде как женаты?
— Я сказал ей, что о браке мы уже говорили, и она сказала, что не может дождаться, когда сможет поиграть со своими внуками.