Призрачный сыщик

Я мог все сделать хоть в Лондоне, хоть в Дублине, место было неважно, даже танамор не имел значения, и все же эта дивная зеленая долина, пожалуй, лучшее место, чтобы умереть. «Я не хотел, чтобы мои чувства принижали», – сказал Киран, и я ощущал то же самое. В городе никто бы не понял важности того, что я хочу сделать. Зеваки таращились бы на нас, журналисты писали бы статьи, а руины Тилмароуна примут нас молча. В тот злосчастный день сорок лет назад все здесь пошло не так, и здесь же сегодня мы все исправим.

К счастью, никто из живых за восставшими из города не увязался: желающих всю ночь шагать за их печальной процессией не нашлось. Я поднялся им навстречу. Сколько же здесь знакомых лиц! Моряк, которого я встретил в Лондоне, – наверное, он был из последней партии, которую Каллахан успел привезти на фабрику. Старик, которого убили в тюрьме. Граф Ньютаун, на которого я старался не смотреть. Человек, с которым я обменялся одеждой. И, конечно, ливерпульская блондинка, – она шла во главе процессии, и даже теперь ее глаза были живее, чем у всех остальных.

О, а вот еще одно знакомое лицо: старушка-соседка, прятавшаяся в саду неподалеку от дома Молли. За спиной у меня раздался сдавленный вздох. Я обернулся. Молли уже проснулась и стояла рядом, глядя на старушку. Наверное, она была с ней знакома. Фаррелл потрясенно замер поблизости.

Получается, мой зов услышали не только на фабрике, – пришли даже те, кого люди прятали у себя дома, и никто не смог их остановить. Те редкие люди, что защищали своих восставших, наверное, понимали, кем они были на самом деле: несчастными запертыми душами, лишенными возможности освободиться.

Я снова покосился на Молли. Она не отводила глаз от восставших, и я никак не мог прочесть выражение ее лица. Что это: восхищение, страх? Мне было так интересно, что я спросил:

– О чем ты думаешь?

Ответ меня удивил.

– Думаю о том, что на тебя можно положиться, – тихо сказала она. – Ты сказал, что упокоишь их всех, когда мы приедем в Ирландию. Я уже почти поверила, что это невозможно. Когда ты исчез на столько дней, доктор говорил, что ты отправился искать решение, и я ни мгновения не сомневалась: ты его найдешь. И нашел, да? – Я кивнул, и она посмотрела мне в глаза. – Ты правда выбросил танамор в море?

Я заколебался. Солгать или сказать правду? Я уже столько раз надеялся, что сделал этот выбор раз и навсегда, – но, похоже, быть человеком – значит бесконечно выбирать ответ на тот же самый вопрос.

А иногда можно выбрать и не говорить ни да ни нет. Я сделал неопределенное движение головой. Молли кивнула, и я понадеялся, что она все поняла без слов.

– Он разве не нужен тебе, чтобы… – Она указала на восставших.

– Нет. Дело не в нем.

Молли уже открыла рот, чтобы спросить: «А в чем тогда?», но наше внимание отвлек экипаж, стремительно приближающийся по дороге. Знакомую эмблему у него на боку я заметил издали: вьюнок и шестеренка.

Доехав до нас, экипаж остановился, и из него легко выпрыгнул Каллахан. Я приготовился к битве. У Каллахана, впрочем, вид был не воинственный. Я заглянул в экипаж: Бена нет, охраны тоже. Кажется, никаких сюрпризов, и все же я напрягся.

– Как вы меня нашли?

Рори Каллахан посмотрел на меня так, будто я усомнился в его интеллектуальных способностях.

– Все мои работники покинули фабрику, сломав на своем пути ворота.

– Они не ваши работники, они вообще-то свободные люди. Каждый имеет право жить. И умереть тоже.

Его губы тронула кривая улыбка.

– Неожиданно демократическое утверждение для графа.

– Где Бен?

– Страдает. – Он пожал плечами. Меня впечатляла его способность оставаться спокойным даже в самых невероятных обстоятельствах. – Не знаю, где именно. Я предлагал ему отправиться за восставшими вместе, потому что они непременно приведут к вам, но он сказал, что не хочет вас никогда больше видеть. Впрочем, потом он взял с меня слово вас не убивать. Хотя, как я понимаю, в отношении всех вас это слово и неприменимо.

– А вы собирались меня убить?

Каллахан взглянул на меня со снисхождением.

– Естественно, нет. Жизнь – ценнейший ресурс. Отнимать ее – значит оскорбить саму вселенную.

Раньше мне казалось, что я читаю людей как открытые книги, но последний месяц доказал, что я ошибался. Каллахана, например, я не понимал до сих пор.

– Мне имеет смысл просить вас не давать Бену никого больше оживлять? – решился спросить я.

– Нет. Я сделаю или не сделаю все, что посчитаю нужным, Джон. Так же поступаете и вы. – Он широким жестом обвел толпу. – Но я пришел к выводу, что оживление – тупиковая ветвь. Зрители испугались, я очень остро вчера это осознал, и вы тут ни при чем, хотя, конечно, хитро было с вашей стороны вывести работников во двор. Признавать, когда сделал неверные ставки, и ясно видеть истину – главное качество дельца. На данный момент она состоит в том, что люди не готовы принять этот вид рабочей силы.

– Камень с души, – сказал я, и он усмехнулся. – И зачем вы сюда явились?