У самых же врат скопилась целая толпа. Хотя никто не шумел, не суетился — духи выстроились длиннющей линией. Подошедший к ее концу Данилюк продолжил было шагать к вратам, но какой-то усатый старикан окликнул его:
— Дружище, тут очередь вообще-то. За мной будешь.
— Извиняюсь, — слегка смутился Данилюк. — А без очереди никак?
— Никак.
— Вообще никак? А если я инвалид? Или беременный?
— Это очередь в рай, дружище. Здесь у всех равные права. Я тоже инвалид, между прочим.
— Где?
Старик слегка повернулся, и Данилюк сконфуженно увидел, что у него нет левой ноги выше колена. Правда, он и на одной правой стоял, как на двух — без костылей, без палки.
Ну оно понятно, духу увечья безразличны.
— На войне потерял, — прокомментировал старик.
— Это ничего, здесь новая отрастет, — сказал кто-то спереди.
— А скоро?
— А ты давно ее потерял?
— Да лет тридцать уж. В Афгане.
— Ну, старые увечья дольше заживают… Но ты все равно просто подожди немного.
— А ты откуда знаешь?
— Так на очередь посмотри.
Данилюк немного отошел, внимательно осмотрел людскую вереницу и быстро заметил разницу. Те, что стояли в самом конце, выглядели не очень-то — в основном старики, седые и морщинистые. У многих больной вид, калек тоже хватает. Вон у того лицо разворочено, этот обгорелый весь, третий вообще на человека не похож, настолько страшно изуродован.
Но чем дальше, тем лучше духи выглядят. Увечья исчезают, спины распрямляются, лица разглаживаются. С тех, что в самом начале, хоть картину пиши — лучшие люди нашего края. Все молодые, красивые.
Оценив длину очереди, Данилюк приготовился к долгому ожиданию. Впрочем, он никуда не торопился. Есть-пить не требовалось, спать не хотелось, усталости не было — чего б не постоять?
И постоять пришлось. Час тянулся за часом, небесные эскалаторы то и дело доставляли новеньких. Очень часто, в общем-то. Спереди очередь довольно быстро укорачивалась, но сзади она с той же скоростью удлинялась, и в целом получалось так на так.
Иногда мимо проносились маленькие дети и младенцы. Этих пропускали без очереди и, кажется, даже без собеседования.
Многие стояли с животными. Сгорбленная старушка, вставшая как раз после Данилюка, приехала на эскалаторе с кошкой на руках — а уже здесь ее встретила еще одна. При появлении своего человека она сердито замяукала, явно недовольная долгим ожиданием.
Что именно происходило у самых врат, Данилюк за чужими спинами не видел. Можно было сходить, поинтересоваться, но он опасался, что потеряет место в очереди. Номерков тут не было, никакое табло нигде не светилось — просто стояли друг за другом, в несколько линий.
Впрочем, никто не шумел, не скандалил. Не за картошкой все-таки.
Хотя тишины тоже не было. Духи шептались, переговаривались, жадно ловили любые крохи информации. Приехавший из Загробья Данилюк оказался редким исключением — почти все остальные умерли буквально только что.
Кого-то к райским вратам доставили ангелы, перед кем-то просто появился туннель из света или лестница в небо. Насколько Данилюк понял, первую стадию распределения все уже прошли, осталось собеседование со святым Петром.
Но многие все равно ужасно нервничали. Одноногий старик перед Данилюком стоял мрачный, поминутно вздыхал. Был он в потертом мундире, на груди блестели ордена — видимо, с ними его похоронили.
— Волнуетесь? — спросил наконец Данилюк.
— Есть малёхо… — кивнул старик.
— А что так?
— Да не пустят меня, наверное… Я людей убивал.
— Это кого?.. а, на войне?
— Ну да, на войне. Но убивал же…
— И много?
— Семь человек… или восемь.
— Точно не помните?
— Просто насчет одного не уверен. Это друг мой был, товарищ боевой. Его подстрелили, он сильно мучился, попросил добить. Вот не знаю, считается это убийством или нет…
— На войне не считается, — подал голос дух спереди.
— Почему это? — нахмурился ветеран. — Сказано же «Не убий«.
— Ох уж этот ваш русский язык! — насмешливо хмыкнул его сосед. — Одно и то же слово для убийства родного отца и для шлепка по комару. Не убий, ха. В оригинале-то у слова «убий« гораздо более узкое значение. Чтобы эту заповедь адекватно перевести на ваш, на русский, правильно будет сказать: «Не убий с умыслом, из ненависти или корысти«. А смертная казнь, защита жизни или чести, а также участие в битвах под эту заповедь не попадают. Такие убийства в оригинале обозначаются совсем другим словом.
Ветерана это особо не успокоило. Он явно продолжал переживать.
Сколько всего прошло уже времени, Данилюк сказать затруднялся. Но очередь постепенно продвигалась, и стоял он уже не в конце ее, а в середине. Райские врата стали видны совсем хорошо — похоже, и в самом деле жемчужные. При них не было никакой стражи или швейцара — просто такая огромная, распахнутая настежь калитка посреди облака.
За ней простирались все те же облака. Вступающие в ворота делали шаг и бесследно исчезали. Это могло бы вызвать нервозность, но духи время от времени выходили и с той стороны. Давно умершие встречали новоприбывших родных и друзей.