Призрак Безымянного переулка

– Она на работе. А что, дома у себя ее еще нет? Так она, значит, задержалась. Она часто задерживается. Много работает.

– Тогда мы побеседуем с вами. – Лужков попер в гостиную, туда, где стоял рояль. – В каких отношениях ваша племянница была с Александром Мельниковым?

– С Сашей? Они одноклассники.

– Это мы уже слышали много раз. Я про сегодняшний день, то есть про день вчерашний.

– Алиса и Саша дружили.

– Он часто на ночь у нее оставался?

– Это не мое дело. Алиса – взрослая женщина. Она разведена, Мельников был холост. Они сами строили свои отношения.

– А вот секретарша Мельникова Светлана Колганова утверждает, что…

– Света? – Александра Астахова холодно улыбнулась. – Она с детства немыслимая фантазерка. Я ее помню, она же подружкой Алисы была. Такое вечно напридумает… Кстати, вы в курсе, что она забеременела от Мельникова, залетела по глупости, но так и не сумела сохранить ребенка? Выкидыш. Мне Алиса об этом рассказывала. Они с Леночкой – это другая школьная подруга Алисы – старались в тот момент окружить Свету заботой. Однако с тех пор Света так и не сумела привести свою голову в порядок, так что особо ей не верьте.

– А где мать Алисы? – спросил Мещерский, разглядывая фотографии на стене.

– Моя старшая сестра Амалия умерла молодой, они вместе с отцом Алисы разбились на мотоцикле. Алису воспитала я, тогда еще была жива моя мать, бабушка Алисы Аврора.

– Второй директор мыловаренной фабрики, ставшей при ее директорстве фабрикой «Театр-грим»?

– Да.

– У вас в семье все женские имена начинаются на букву «А»: Адель, Аннет, Аврора, Александра, Амалия, Алиса.

– Это традиция. Наша семейная традиция. Мы старая московская семья. Потомственные москвичи. Не аристократы, но соль этого города. Мы имеем право на причуды. И на традиции. Все женские имена на одну букву. И для всех женщин нашей семьи было совсем не важно мнение и присутствие в доме мужчин.

– Это я заметил, – сказал Мещерский.

– Простите, я спрошу вас – а вы москвичи? – Тон Александры Астаховой вежливый, королевский.

– Мы все трое – потомственные москвичи.

– Я рада. В противном случае нам было бы трудно понять друг друга.

– Вы прямо московский националист, – хмыкнул Лужков.

– Москвичам пора вспомнить, кто они такие и что такое Москва. – Александра Астахова сжала губы. – В Москву стеклось много разной швали, и эта шваль лезет нами командовать. Устанавливают свои порядки, навязывают нам свое, забывая о том, что в наших глазах они все приезжие, лимита. Для москвичей даже Питер со всеми его амбициями – лимита с фанаберией. Таких в галошах «Скороход» на нашу фабрику по лимиту десятками набирали.

– Вы помните, в тот самый первый день, когда обнаружили могилу и останки в цехе фабрики, с которой так тесно связана ваша семья, вы сказали мне, что этот склеп надо закрыть и мертвецов нельзя тревожить? – спросила Катя.

– Да? Я так сказала? Что-то не помню.

Вот и она лжет…

– Мы заинтересовались историей фабрики. Она ведь в начале прошлого века принадлежала купцу Якову Костомарову. И ваша прабабушка Адель вместе с подругой Серафимой Козловой долго вела против Костомарова судебную тяжбу в связи с убийством некоего Семена Брошева.

– Это старая, очень старая история.

– Мы узнали, что Адель и Серафима пропали без вести в тринадцатом году. Их так и не нашли?

– Нет.

– А что, по-вашему мнению, с ними стало?

– Их убили.

– А кто?

Александра Астахова не ответила.

– Их, по-вашему, убили мужики из их имения, разозленные тем, что им не давали там рубить лес, как об этом писали тогдашние газеты?

– Это лишь предположение. Простите, а какое отношение имеет все это к делу, по которому вы явились так поздно вечером?

– Да вроде никакого и… Нам просто интересно. Это место – фабрика, Безымянный переулок – тут столько всего намешано…

– А это Москва, дорогая моя! – Александра Астахова за все время разговора впервые улыбнулась Кате. – Это Москва. Тут всегда так. Знаете, есть вещи, о которых не прочтешь ни в учебниках истории, ни в старых газетах, ни в научных исторических трудах. Эти вещи в памяти таких семей, как наша. Вот здесь и здесь. – Она дотронулась до лба и потом до сердца. – И легендами это нельзя назвать, потому что это было, происходило на самом деле. И в семьях это передается от поколения к поколению. И порой… порой это влияет, накладывает отпечаток…

– На что? – спросила Катя.