Призрак Безымянного переулка

Но вот наконец Мандрыкин-Перетятько достиг пика. Он забился и запищал тоненько, как комар, Аннет в ухо: ииииииииииииии, слааааасть!

Пока она натягивала панталоны, оправляла юбку, напяливала пальто, он, все еще дрожа, подписывал ордер.

Аннет попросила у него в помощь людей. Он вышел в коридор и отобрал из слонявшихся там без дела двух молодых парней, угрюмых, в грязных папахах, и одного бесстрастного, как будда, в кожаных галифе.

В шарабане с верхом, конфискованном у извозчика, они все вчетвером приехали к Андронью, и Аннет велела выйти, затаиться и ждать.

Они мерзли на морозе около часа. А потом появился тот, кого они ждали.

Онуфрий Притыкин, безбородый великан с голым скопческим лицом в морщинах. Аннет знала о нем, как и обо всех прочих участниках уголовного процесса, с пятнадцати лет, с 1907 года, когда Серафима и Адель после убийства на фабрике жениха Серафимы Семена Брошева с головой погрузились в судебную тяжбу.

Онуфрий Притыкин проходил на процессе обвиняемым. Именно он, по показаниям свидетелей, удерживал Семена Брошева, когда того кастрировали члены скопческой секты. Но усилиями юристов Якова Костомарова Онуфрия – верного слугу – от ответственности отмазали. Присяжные посчитали недостаточными улики против него и против Федосея Суслова.

Аннет все эти месяцы держала дом купца Костомарова в Безымянном переулке под наблюдением: платила нищим, просила последить знакомых студентов, анархистов. Она знала: рабочие мыловаренной фабрики давно разбежались. Но семейство никуда не делось. И Костомаров, и его домочадцы, и Онуфрий, и Суслов жили в этом доме. И это все, что осталось от скопческого Корабля.

Аннет планировала начать свое дознание со слуг – с Онуфрия или Суслова. Прежде всего допросить их и все узнать про тот летний день тринадцатого года, изменивший ее жизнь.

И вот им повезло: великан Онуфрий шел к дому из керосиновой лавки. Он отстоял там длиннющую очередь с самого утра.

Аннет кивнула своим: взять его.

И они набросились на скопца с разных сторон, сунули «маузер» под ребра, заломили руки, поволокли к шарабану.

Онуфрий пробовал отбиваться, но парень в папахе ударил его прикладом по затылку, и тот обмяк.

Пришел в себя он лишь в доме Аннет.

Они усадили его в деревянное конторское кресло с подлокотниками, принесенное из кабинета сестры Адели. Комнату выбрали проходную – без окон, с полом, который потом легко отмыть от крови.

Как раз то, что нужно.

Великана Онуфрия привязали к спинке толстой веревкой. Прикрутили ноги к ножкам кресла, а руки к подлокотникам.

Свободными оставались только кисти.

– Господа… Господа хорошие… Да что же это? Да что же вы делаете?! – придя в себя от удара по голове, Онуфрий испуганно моргал.

– Знаешь, кто я, любезный? – светским тоном спросила Аннет.

– Нет… То есть да… Барышня… Вы Астахова-младшая. Видел вас, помню.

– Должен помнить. Товарищи, а вы изучали медицину или естественные науки? – самым светским тоном обратилась Аннет к своим помощникам. – Это любопытный экземпляр, уверяю вас. Разденьте его. Увидите много для себя интересного. И я тоже. Давно хотела посмотреть на них. Что же они собой представляют, эти скопцы.

Невозмутимый товарищ в галифе расстегнул на Онуфрии жилетку и разорвал ситцевую рубаху. На боку Онуфрия открылся глубокий уродливый треугольный шрам. Аннет пальчиком указала: снимите штаны с него.

И они проделали и это.

Штаны и шерстяные егерские кальсоны спустили до икр.

Аннет молча, с любопытством созерцала обнажившийся лобок великана. К лобку словно был прилеплен маленький бесформенный кусок мяса. Вокруг жуткие шрамы.

– Сами с собой такое делают? – спросил парень в папахе.

– Евнухи, – пояснила Аннет. – Скопцы.

Онуфрий залился малиновой краской. Он был в полной их власти.

Это походило на игру. Аннет начинало все это нравиться. Она почти забыла цель…

Но нет, конечно же, нет. Цель, ее главная цель вела ее.

– Что вы с Костомаровым сделали с моей сестрой Аделью и Серафимой Козловой? – тихо, мягко спросила Аннет.

– Ничего я не знаю.

– Я знаю, что ты знаешь, любезный. И я знаю, что это вы и Яков Костомаров.

– Ничего мы с ними не делали. Ничего я не знаю.

– Если скажешь правду, мы тебя быстро убьем, – пообещала Аннет. – Я хочу знать.

– Ничего я не знаю, ничего мы с ними не делали, Богом клянусь!

– Ах, Богом, ты же все-таки христианин! – Аннет покивала изящной головкой. – Убеленный белый голубь, да? Ну тогда ответь мне, покайся по-христиански, что вы сделали с моей сестрой Аделью и Серафимой? Как убили? Где тела?

– Не убивали мы их!

– Я не хочу делать тебе больно, любезный, – сказала Аннет. – А видно, придется. Раз ты не говоришь правды, раз ты мне лжешь в глаза, кастрат вонючий!

Она принесла из кабинета сестры кожаный саквояж. Раскрыла его. Ее подручные с любопытством заглянули внутрь: слесарный инструмент. Молоток, гвозди, клещи и прочее.

– Ладони на подлокотник, – приказала она Онуфрию.

– Да вы что это? Вы что удумали? – тот сжал огромные кулаки.

– Ладони на подлокотник. Пальцы врастопырку!

– Это зачем? Вы что, барышня?!