— Я ведь сама была еще ребенком. Побежала к родителям, но они лишь сурово посмотрели, чтобы я не вмешивалась, ведь все эти обряды предписаны Законами Ману[106]
. Бедняжку кормили раз в день грубой едой, и она понемногу чахла. Свекровь обвиняла ее в смерти сына и ругалаОдна слезка все же прорвалась и скатилась по бабкиной щеке.
В груди у Мизинчика сжался тугой, твердый комок.
— И что с ней сталось?
— Не знаю,
— Маджи! — возмутилась Мизинчик.
— Прости меня,
За завтраком Савита, как обычно, жаловалась Джагиндеру:
— Всю ночь над головой москиты гудели, да еще ты вдобавок храпел! Все будто сговорились и не давали мне спать!
Целые стаи москитов и впрямь закручивались бешеными воронками над волосами Савиты, стоило ей выйти в люди. Порой самые преданные возвращались вместе с нею домой, а остальные пускались в неудержимое паломничество к прочим надушенным шевелюрам. Кунтал изредка расстилала циновку в комнате Савиты, дабы разделить ее мучения, и с сочувствием выслушивала беспрерывные жалобы.
Джагиндер крякнул.
— А, Парвати, — позвала Савита, заметив ее в прихожей, — портной завез мое кандживарамское сари?
— Да, утром доставили. Я положила у вас в комнате, — ответила Парвати и поскорей улизнула.
Ее сестра чистила ванную.
— О-хо-хо! Эта Савита меня скоро до ручки доведет. Слыхала, как они с Джагиндером грызлись ночью?
—
— Едва он вернулся на «амбассадоре», я обо всем догадалась. Пяти минут не прошло, как она завизжала — я аж у себя в гараже услышала.
— Бедная Савита-ди…
— С чего это она «бедная»? — Парвати грозно ткнула пальцем в Кунтал. — Ты хоть раз видела, чтоб она корячилась над бельем? Палец о палец за весь день не ударит. А теперь даже ночью лень юбку задрать.
После завтрака повар Кандж гремел в раковине посудой, прямо у кухонного окна, а Гулу, громко насвистывая, готовил «мерседес» к послеобеденной прогулке. Близнецы наполовину разделись и понарошку мутузили друг друга, подражая героям любимых кинофильмов. Джагиндер топтался в передней: он терпеть не мог всякие общественные обязанности, особенно если это касалось бесконечных жениных родственников. Савита вихрем носилась по бунгало, выкрикивая указания, улещивала или журила многочисленных членов семейства, попутно примеряя ожерелье с сапфирами и брильянтами.
—
— Дхир, ты что, оглох? Я же сказала: кремовая
— Туфан, кончай хныкать-шмыкать! Ты ДОЛЖЕН поехать. Хочешь, чтоб я позвала отца?..
— Джагиндер? ДЖАГИНДЕР? Ну куда ты запропастился? Вразуми своего сынка — он скоро мне все нервы вымотает!..
Джагиндер схватил Туфана за шкирку, когда тот мчался по коридору в одних трусах, и слегка задел его кулаком. Туфан ловко увернулся и убежал.
— У тебя ровно три секунды, чтобы одеться, пока я не пришел! — крикнул вслед Джагиндер.
— Мамуля, я не хочу надевать кремовую
Нимиш бочком прокрался мимо, не отрываясь от книги сэра Эдвина Арнольда[109]
«Снова об Индии».— «Проехавшись на следующий день по военному городку и прогулявшись по туземным базарам, — читал он вслух, — я обнаружил, что Индия, в сущности, почти не изменилась, несмотря на все нововведения, приукрашивания и усовершенствования британцев».
— Думаешь, я тебя не стукну? — рыкнул Джагиндер, смутно сознавая, что оскорбляет старшего.
— Джагиндер? ДЖАГИНДЕР? — взывала Савита.
Он что-то пробурчал и исчез.
Из супружеской спальни донеслись разгоряченные голоса, а затем — пронзительные вопли, и мальчики бросились врассыпную.