Призрак Бомбея

Переборов отчаянное желание кинуться на мать, а заодно свернуть к чертям собачьим шею Нимишу и Мизинчику, Джагиндер вышел из гостиной, хлопнув дверью.

— Гулу! — Выгони мне «амбассадор»! — голос его заглушался дождем.

В гараже Гулу заботливо выхаживал промокший автомобиль: вытирал мягкими тряпками сиденья, вычищал обрывки листьев и песок, что набился под ветровое стекло и откидное сиденье, проверял уровень масла, бормотал слова утешения.

— Гулу! — Джагиндер вошел в гараж. — Оглох, что ли?

— Сахиб? — Гулу встал перед машиной, словно защищая ее от хозяйского гнева.

— Я уезжаю, — нетерпеливо сообщил Джагиндер. — Открой ворота.

— Но, сахиб, я еще не протер двигатель.

Джагидер шлепнулся на водительское место и бешено газанул. Гулу едва успел открыть ворота.

«Амбассадор» с ревом умчался.

В другом гараже, приспособленном под жилье, повар Кандж крепко обнимал Парвати.

— Ты правда видела призрака?

— Там, в ванной, всегда что-то было.

— Почему же ты не рассказывала?

— Нам не разрешали о таком говорить. Савита перепугалась, когда умер младенец, и приказала запирать на ночь дверь. Маджи сперва заупрямилась, но Савита не захотела ночевать дома и отвезла мальчиков в отель «Тадж», — тогда-то Маджи и уступила. Ну а мы привыкли к странным звукам в трубах. Раньше ведь ничего такого не случалось.

— А сегодня случилось, — сказал Кандж.

— Да, тринадцать лет спустя. Она перешла рубеж.

— Нам надо уезжать отсюда, пока не поздно.

— Ты мужчина или мальчишка?

— Есть и другие странности. Ты не заметила, что моя стряпня стала водянистой?

— Конечно, заметила.

— Да? — Кандж вытаращил глаза. — Маджи меня рассчитает. Лучше уж свалить, не дожидаясь.

Парвати цокнула языком:

— Да толкись тут хоть целый табун привидений — никуда я отсюда не уйду!

— Но нельзя же так жить!

— Я не уйду. — Парвати набычилась. — Помнишь, я ведь тебе рассказывала, как ко мне явились духи родителей. Переполошили, столкнули ночью с циновки. Но я тогда не испугалась. И сейчас не боюсь.

— Но моя стряпня…

— Столько всего творится, что никто и не заметит.

Кандж приуныл.

— Эй, — Парвати шаловливо схватила его за подбородок, — ты-то хоть заметил, что у меня задержка?

— Задержка? — повторил Кандж в недоумении. — Никогда ведь не было.

— Раньше — никогда.

С этими словами Парвати затащила мужа под хлопчатобумажное одеяло и выключила свет.

После ухода Джагиндера Маджи сидела в кресле, и грудь ее тяжело вздымалась.

«Ах, Оманандлал, — мысленно обращалась она к покойному супругу, — жаль, что ты уже не можешь приструнить своего сына».

— Чало, Мизинчик, ложись спать в моей постели, — наконец сказала она вслух. — Туфан, выйди из-за двери и помоги брату принести еще одно одеяло из моей комнаты. Можете переночевать на софе.

— Я не засну! — заявил Нимиш. Щеки у него раскраснелись, погнутые очки испачкались от эмоций.

— Постарайся.

— А папа? — проскулил Туфан в дверях. Неужели Маджи вышвырнула отца навсегда?

— Не говори мне о нем, — приказала Маджи в раздражении. — Делами займется Нимиш. Завтра я обо всем распоряжусь.

Нимиша охватило полное отчаяние. «Я не могу этого допустить. Я этого не допущу».

Туфан сновал туда-сюда с подушками и одеялами, довольный новым развлечением.

Мизинчик помогла Маджи взобраться на кровать и села рядом:

— Теперь-то ты мне веришь?

Маджи приложила теплую ладонь к щеке Мизинчика. Но в голове роилось столько мыслей, что бабка так и не смогла ничего ответить.

После полуночи Джагиндер вернулся в Бандру. Дорога была свободной, но, проезжая мимо храма Махалакшми неподалеку от Брич-Кэнди, он вдруг попал на затопленный участок, где вода поднималась выше колес. «Амбассадор» неожиданно заглох. Чертыхаясь, Джагиндер выскочил из машины и, придерживая одной рукой руль, а другой рукой и плечом упираясь в дверцу столкнул автомобиль с дороги. Пока он брел по воде, трое насквозь промокших беспризорников, от шести до десяти лет, появились из-за лачуги и стали помогать сзади.

— Джао — пошли прочь! — заорал на них Джагиндер.

Но, притворившись глухими, те навалились с удвоенной силой.

— Женина родня подарила колымагу небось? — Какой-то водитель опустил стекло, специально высунул голову под дождь и выкрикнул эту избитую шутку.

Мальчишки весело заулюлюкали. Их поддержал целый хор других водил, которые от нечего делать давали бестолковые советы или отпускали обидные замечания. Некоторые, не заглушая мотор, даже выходили из машин и, передавая из рук в руки мокрую пачку «Уиллс Нэйви Кат», с трудом пытались втянуть в легкие дым.

Ниоткуда возник предприимчивый торговец с широким черным зонтом и корзиной чан-ны на шее. В глиняном горшочке под корзиной тлели угли, белый дым обволакивал лицо торговца мягким свечением, и в воздухе так вкусно запахло деревом, что аппетит разгорелся у всех.

— Чанна джор гарам! — выкрикивал продавец, заворачивая пряный нут в длинные узкие пакетики из старых газет. — Всего двадцать пять пайс[159] за пакетик.