Призрак гнева

— Да уж он мой жилец-то, у нас столуется. У нас и готовят на него. Глядишь, хозяйка моя осерчает, коль я его к обеду не приведу. Так што, брат, не обессудь.

Конунг пожал плечами.

— Ладно. Твое дело, колдун, упрашивать не стану, — конунг помолчал — и с усмешкой добавил:

— Иди уж, а то они там от любопытства полопаются.

И он был прав.

Домашние Сигурда действительно лопались от любопытства. Когда Бран явился к Сигурду, ему битый час пришлось отвечать на их вопросы. Хорошо еще, что рядом был Арнор. Он не давал Брану и рта раскрыть, болтал без умолку, и под конец все стали обращаться именно к нему. За это Бран был Арнору несказанно благодарен. Расспросы продолжались до обеда, до тех самых пор, пока не воротился Сигурд.

— Ну, все, отстаньте от человека, — едва переступив порог, велел он. — Ишь, трещат, сороки, на стол лучше накрывайте! Обедать пора.

За обедом Сигурд усадил Брана рядом, на лавке у стены. Старый Бьорн, заявившийся в гости, пробовал было пристать с вопросами, но Сигурд оборвал:

— Довольно. Вечером с ним поговоришь, коль у него охота будет. Ты ешь, ешь, сынок, не обращай внимания.

Бран молча улыбнулся.

— А где дочки-то? — спросил Сигурд. — Што, не появлялись? Где они, мать?

— Кто ж их душу знает? — пододвинув стул, Хелге села подле мужа. — Куда-то запропали.

— Послать разве кого поискать… — начал Сигурд, но не договорил. Заскрипела дверь, по ногам потянуло холодом, заплясало пламя в очаге. На миг люди увидали синеватые сумерки снаружи.

— Ох, мы, кажись, опоздали, — сказал запыхавшийся девичий голос.

В дверях возникли две маленькие фигурки. Войдя, девушки скинули платки и приблизились к столу.

— Нехорошо, — сказал Сигурд, пряча улыбку в бороде. — Где это вас носит, на ночь глядя? Што за баловство такое?

Девушки смотрели на него. Обе раскраснелись, темные глаза блестели. Они были сейчас так похожи друг на дружку, что и впрямь казались сестрами.

— Прощенья просим, — задорно вымолвила Раннвейг. — Припозднились.

— Ах, стрекоза, — Сигурд покачал головой. — И с чего ж это ты припозднилась, а?

— Не сердись, дядя, — попросила Улла. — Это из-за меня. Она мне помогала, там, дома.

Сигурд улыбнулся:

— Што ты, птаха, разве ж я сержусь? Да вы садитесь, што стоять-то? Садитесь, кушайте, голодные, небось?

Девушки обошли стол и проскользнули к лавке. Бран вздрогнул, когда Улла оказалась к нему почти вплотную.

— Можно? — тихо молвила она. Он подвинулся, и Улла села рядом. Ее бедро коснулось его ноги. Бран закусил губу, а Улла отвернулась.

— Так што, надеюсь, он не передумает, — говорил Сигурд, отрезая пласт мяса. — А то куда это годится? Ну, куда годится, я спрашиваю? Срам, да и только. Эй, сынок, мясо будешь? — обратился Сигурд к Брану.

Бран поднял голову. Его мысли были заняты Уллой, и он не сразу понял вопрос. Несколько секунд он лишь моргал глазами, потом ответил:

— Да, спасибо.

Раннвейг схватила его тарелку и пододвинула отцу.

— Ну, вот, — Сигурд шлепнул туда такой ломоть оленины, что хватило бы на троих. — Ты ж молодой, тебе надо есть. Бегал нынче целый день, умаялся, поди? Эй, а хлеб у нас где?

Под конец обеда Брана разморило. Отложив нож, он отодвинулся к стене. Глаза немедленно закрылись, звуки стали отдаляться, и он бы уснул, если б кто-то не потряс его за плечо. Бран с трудом разлепил веки. На него смотрела Улла.

— Да он совсем спит, дядя, — она улыбнулась.

— Иди-ка ложись, — промолвил Сигурд. — Замотался совсем, гляжу. Поди, ляг. Поди, поди, ничего, солнце уже село.

— Правда, иди, — Улла встала и сказала Раннвейг:

— Давай дадим ему пройти.

Девушки вышли из-за стола, пропуская Брана. Проходя, он замешкался подле Уллы. Ее ладонь коснулась его руки, губы дрогнули, и ресницы опустились. Раннвейг дернула Уллу за рукав. Подтолкнула Брана. Тот шагнул в сторону, пошел и лег на свое место, на лавке у стены. За столом продолжались разговоры, туда-сюда ходили люди. Бран повернулся на бок, и веки тут же опустились.

Перед глазами замелькали отрывочные яркие картины, и Улла была в каждой из них. Виденья понесли Брана, как река. Исчезла темнота… исчезли мысли… исчез он сам, остались лишь одни видения.

Звук коснулся его слуха, нескончаемый, тихий, монотонный. Скрип-скрип, скрип-скрип… Бран приподнялся на локте. У очага светился огонек. Тонкая рука качала зыбку. Скрип-скрип… скрип-скрип… скрип-скрип… Голос затянул колыбельную без слов. Мелодия была, будто вой ветра, будто плеск воды. Огонек колебался в такт сонной песне.

Спустив на пол босые ноги, Бран поднялся с лавки и пошел к очагу. Вокруг было темно. Он шел — а огонь отодвигался. Это сон. Я сплю. Конечно.

Она сидела на низком табурете, и темные волосы стелились по земле. Он подошел к ней со спины. Зыбка ритмично колыхалась, голова клонилась девушке на грудь. На ней была длинная белая рубаха. Широкий ворот сполз, обнажив плечо.

Бран коснулся ее кожи. Словно лед.

— Ты замерзла?

(…всего лишь сон…)

Она обернулась, поглядела тепло и мягко. Глаза были в пол-лица.

— Что же ты так поздно? — с укором спросила она. — Что ж так поздно?

Поздно?

— Это сон, — сказал ей Бран. — Всего лишь сон, родная.