Призрак Канта

— Я в интернете посмотрел, — признался Василий Васильевич совсем упавшим голосом. — Там есть портреты Фридриха Бесселя. Так вот это — он. Ночью у меня был именно он. А я, представляешь, не могу вспомнить его неравенство! Неравенство Бесселя мы проходили в университете, интересная штука.

Мура одевалась за выступом стены. Меркурьев потянулся, чтобы подсмотреть, вовремя опомнился и застыдился.

— Всё равно получается, что нас тут травят! Если у меня видения!.. Я нормальный мужик, а видения бывают только у истеричных старух!

— Кто травит? — спросила Мура, слегка запыхавшись, и выглянула из-за стены. — Виктор Захарович?

— Не знаю.

— А я не знаю, какую девушку мы должны найти.

— Спроси у Канта. Он тебе ответит.

— Почему ты так решил? — живо спросила она, появляясь. Светлые волосы торчали в разные стороны, щёки были розовые — должно быть, от температуры.

— Он же явился, когда ты его позвала! Значит, должен ответить. Ты температуру мерила?

— Нет, конечно. Да она невысокая, максимум тридцать семь и три. И голова у меня не болит, можешь не спрашивать! Только шишка, вот с этой стороны. — Она покопалась в светлых волосах, показывая ему шишку, и словно остановила сама себя. — Я не могу понять, почему мне ничего не сообщили, а тебе сказали? Ты же… не веришь. Ты даже не слушаешь их!..

— Кого?! — опять заревел Василий Васильевич. — Вот ответь мне — кого я не слушаю?! Духов?! Призраков?! Привидений?!

Мура подошла, села рядом и уставилась в пол.

— Нет, они не призраки и не привидения, — сказала она серьёзно. — Духи — пожалуй, но не в том понимании, как мы привыкли. Помнишь тень отца Гамлета?

— Началось в колхозе утро, — пробормотал Василий Васильевич. — Кто же не помнит тень его отца!..

— Я точно не знаю, — продолжала Мура. — Я вообще знаю пока слишком мало. Они могут, конечно, принимать вид тени, но не всегда, и вообще они это не очень любят. Им удобней оставаться теми, кем они являются. Как бы это объяснить…

Василий Васильевич пристально смотрел на неё, силясь понять. Ему вдруг захотелось её понять. Она потёрла нос.

— Смотри, для себя я это объясняю так: вот есть человек, допустим, великий врач Парацельс. Или философ Кант. Или математик Бессель. Или писатель Толстой.

— Ну, ну?…

— Каждый из них предназначен для определённого дела, и только для него. Толстой не годился для составления неравенств, Кант не мог написать про Наташу Ростову, Парацельс не способен сочинять сонеты.

— Так, и что?

— Так вот никаких этих людей нет и никогда не было, — неожиданно заключила Мура. — Подожди, не возмущайся! Есть определённый набор молекул или каких-то волновых схем, не знаю чего, который отвечает за медицину, математику, литературу. Эти молекулы или схемы появляются здесь, в нашем мире, чтобы создать Сикстинскую капеллу, «Евгения Онегина» и аэроплан. У них на это есть определённое время. Потом они отправляются туда, откуда пришли.

— То есть куда?

— Я не знаю! — умоляюще произнесла Мура. — Там они занимаются тем же, чем и здесь, — живут, думают, сочиняют. Потом, когда у них всё придумается, их опять отправляют сюда. И так до бесконечности.

— Н-да, — протянул Василий Васильевич, помолчав. — Теория.

— Поэтому они никакие не призраки в… привычном для нас понимании. В белых саванах не ходят, в воздухе не висят. Они такие же, как мы, только не мы. Их можно увидеть, услышать, поговорить. Не всегда, разумеется!.. Они не очень любят общаться с нами вот так, оттуда, между… длительными визитами сюда, которые называются человеческая жизнь, понимаешь? Может, у них правила такие, чтобы сюда особенно не соваться, когда они там.

— Правила кто устанавливает?

Мура посмотрела на него и сказала, совсем как Бессель:

— Догадайся сам.

— Так, — подвел черту Меркурьев. Голова у него трещала. — То есть все люди на самом деле не люди, а призраки с того света. Прибывают в командировку и убывают обратно.

— Я не уверена, что все, — призналась Мура. — Может, только некоторые. А может, нас, если допустить, что со временем мы все станем, как они, считаное количество. Не бесконечное множество.

— У-у, — протянул Василий Васильевич. — Начались сказки про реинкарнацию и переселение душ.

Мура покачала головой.

— Нет никакого переселения, Вась. Этот набор молекул или волновых схем всё время одинаковый. Ты видел Бесселя, как на портрете, потому что это он и есть.

— Какая ахинея! — пробормотал Василий Васильевич. — А я, главное, её слушаю!..

Тут она, кажется, обиделась.

— Ну и не надо, — сказала Мура. — Сам спрашиваешь и сам не хочешь слушать!..

Меркурьев встал, прошёлся по комнате и взялся за богдыхана с отломленной головой.

— Что ты все ходишь вокруг него?! Зачем он тебе?…

Василий Васильевич приставил к туловищу голову, которая сразу же опять отвалилась.

— Приклеить, что ли? — сам у себя спросил он. — Какую же девушку я должен искать, а? И зачем?

— Я не знаю, — пожала плечами Мура. — Я подумаю и спрошу.

Меркурьев усмехнулся:

— Канта спросишь?

И она кивнула.

— У меня есть клей универсальный, — сообщил Меркурьев. — Я принесу и приклею ему голову. И ещё нам нужен градусник.

— Не нужен!