Призрак Канта

— Плохо, — заключил он. — Девушек у нас в избытке. Ты сама, Кристина, Лючия и Софья. Выбирай на вкус. Из вас пропала пока только одна Кристина, но искать её мы не должны. Ты так говоришь.

— Не должны, она сама объявится. Но тогда кого искать?…

Они съели и выпили всё, что им принесли, Мура натянула тёплую длинную кофту с какими-то висюльками и бахромой. Странным образом кофта подчёркивала и обозначала её формы, и Василий Васильевич засмотрелся.

— Ты что? — спросила она и вдруг покраснела.

Он подумал, что потусторонние силы, должно быть, читают его мысли, Муре они моментально становятся известны, и покраснел тоже.

— Я совсем не об этом подумал, — пробормотал он в полнейшей растерянности. — Я думал о колебаниях мембраны. Бессель описывал как раз колебания мембраны. Они очень отличаются от колебаний струн.

Во время его речи Мура одобрительно кивала. Конечно, он думал о мембранах, а вовсе не о колебаниях её бюста!..

— Ты не станешь мазать лицо и рисовать на лбу точку?

— Бинди, — подсказала Мура. — Третий глаз называется бинди. И гримироваться я не буду.

— Почему? Ты же мне втирала, что без грима никуда не выходишь!..

— Это уже неважно, — загадочно сказала Мура. — Я больше не боюсь.

— Кого ты боялась?

— Канта, — ответила Мура серьёзно. — Я не знала, что они всё про меня понимают, Вася! Когда он пришёл, мне стало так страшно! Я же сразу поняла, что это именно Кант и что он явился, потому что я его звала! Ты даже не можешь себе представить, как это страшно.

— Не могу, — согласился инженер Меркурьев. — Ты мне лучше не рассказывай, я сразу злюсь.

Емельян Иванович жил в круглой башне на третьем этаже, прямо над комнатой Кристины. Чугунная лестница приветственно загудела, когда Василий Васильевич с Мурой стали подниматься.

— Пожалуйте, — откликнулись изнутри после того, как Меркурьев громко и деловито постучал.

Он открыл дверь, пропустил Муру и вошёл.

Было совершенно очевидно, что в комнате никто не живёт — она оказалось чистой и словно нетронутой. На круглом столе букет астр, рядом с кроватью квадратный восточный коврик, на покрывале ни морщинки. Ни вещей, ни книг, ни проводов, без которых немыслима и невозможна жизнь современного человека.

Собственно, и самого Канта в комнате не было.

Василий Васильевич закрыл глаза и снова открыл.

Опять начинается вся эта мистика, чтоб ей пусто было!.. Ведь кто-то сказал — пожалуйте! Он, Меркурьев, слышал это собственными ушами!.. Он не мог не верить себе и всё же не верил, мозг жаждал разумных и правильных объяснений, но их не было, не было!..

— Здравствуйте! — излишне громко поздоровалась Мура. — Можно?

— Искренне рад, — раздалось в ответ, и они посмотрели друг на друга.

Больше смотреть было не на кого.

— Да ну, не может быть, — пробормотал Меркурьев.

Они продолжила оглядываться, и ни один из них не заметил, как в кресле возле холодного камина появился человечек в старомодном двубортном пиджаке.

Только что никого не было, в следующее мгновение появился человек! Он приятно улыбался и потирал маленькие ручки.

— Сегодня прохладно, — благожелательно сообщил он. — Вы не находите, молодые люди? Не желаете сесть?

Мура с решительным и немного испуганным лицом подошла и села напротив Емельяна Ивановича — на самый краешек кресла. Меркурьев остался стоять.

— У вас созрели вопросы ко мне?

— Кто сбросил с маяка человека? — быстро спросил Меркурьев.

— Нет, нет, — перебила Мура. — Совсем не этот вопрос созрел, извините нас!..

Емельян Иванович развёл руками.

— Вы разве не поняли? — мягко спросил он. — Я не смог бы вам ответить, даже если бы желал всей душой. Я не знаю.

— Кто вы такой? — продолжал наседать Василий Васильевич. — Откуда вы?

Мура скорчила Меркурьеву зверскую рожу.

— Из Кёнигсберга, — откликнулся человек. — Не переживайте, фрейлейн, не стоит. Сложно вместить в разум то, что туда никак не помещается. Всё равно что пытаться впихнуть в китайскую шкатулку английский комод!.. Со временем ваш друг сможет уложить новые знания и ощущения в свой разум и даже проанализировать их.

— Вы обо мне говорите? — осведомился Меркурьев.

Емельян Иванович кивнул, приятно улыбаясь.

— А сами вы — Иммануил Кант, профессор Кёнигсбергского университета, автор «Критики чистого разума» и основоположник немецкой классической философии?

— В этом нет никаких сомнений.

— Но это невозможно! — крикнул Меркурьев в отчаянии. — Сейчас день, и у меня точно нет галлюцинаций! Галлюцинаций нет, а вы есть! Как это объяснить?!

— Вася, перестань, — возмутилась Мура. — Или подожди меня в коридоре.

— Вы делаете ошибку, пытаясь объяснить всё что угодно, стоя на одной-единственной позиции. Это невозможно. Материальный и сиюминутный мир вы рассматриваете с той же стороны, что и мир нематериальный и вечный. Почему? — Емельян Иванович посмотрел на Меркурьева. — Вам не приходит в голову сомневаться в существовании Полинезии, господин инженер?

Тот страшно удивился.

— Нет. А что, должно приходить?