Призрак Канта

— Вы же не видите Полинезию своими глазами и всё, что вы о ней знаете, сообщено вам посторонними людьми, доверять которым вы не можете, потому что не знаете их. И тем не менее не сомневаетесь, что она существует!

— Да, — согласился Меркурьев, ошарашенный такой примитивной логикой. — Но есть объективные данные — спутников, например.

— Вы видели эти данные самолично? Знаете, кто собирал их и обрабатывал? Вы летали на спутнике?

— Не летал, — признался Меркурьев.

— Но верите, хотя своими глазами не видели, — заключил Кант. — Отчего тогда вы не верите в то, что видите своими глазами?… Отчего существование Полинезии кажется вам вернее, чем моё?

— Не знаю, — сказал Меркурьев. — В вас я не верю, потому что вас не может быть.

Кант засмеялся.

— Есть заблуждения, которые нельзя опровергнуть. Впрочем, мы утомляем фрейлейн. Что вы намеревались у меня узнать?

— Девушка, — начала Мура. — Ваш… коллега Фридрих Бессель говорил о девушке, которую нужно найти.

— Ах, да, да.

— Кто она?

Кант немного подумал.

— Всё же очень холодное утро сегодня, — проговорил он задумчиво. — Буря принесла с собой холод. Так часто бывает в наших краях.

Он не пошевелил и пальцем. Раздался лёгкий хлопок, потом треск, и пламя побежало по сухим поленьям в камине. Вспыхнуло сразу, весело и сильно, словно огонь только того и ждал.

— Я уже видел этот фокус, — пробормотал Меркурьев.

— Нам привычнее с огнём, — пояснил Кант. — Мы жили, а рядом горел огонь — свечи, камина или печки.

Он протянул к камину сухие ладошки.

— Итак, девушка, — продолжил он задумчиво. — Она здесь, и она хранительница дома. Видите ли, мои юные друзья, сей дом не просто помещение под крышей. Это обиталище. На этом месте дом был всегда. Он неоднократно перестраивался, но я запомнил его именно таким. И его нужно сохранить, чтобы не произошли фатальные и трагические изменения. Мы со своей стороны тоже прикладываем усилия, но этого мало. Вам также придётся приложить.

— Мы бы приложили, — сказал Меркурьев. — Если бы знали к чему.

— Нужно найти хранительницу и оберег. Соединённые вместе, они выправят положение. Точнее даже не положение, а некий наметившийся перекос.

— Я ничего не понял, — признался Меркурьев.

— Как её найти? — спросила Мура.

— Положение хранительницы передаётся по наследству, — сообщил Кант, пожалуй, печально. — Это единственное, что я могу сказать. Ищите наследницу дома.

— Подождите, — перебил философа Меркурьев. — Наследницу? Дочь Захарыча, что ли?

— Возможно.

— Но она живёт в Москве уже тридцать лет!

— Откуда ты знаешь? — прошипела Мура.

— Оттуда, что Захарыч её тоже ищет и найти не может.

— Она здесь, — сказал Кант. — Среди нас. Времени осталось маловато, и нужно спешить.

— Я в пятый раз слышу разговоры про то, что времени мало, — сердито заговорил Василий Васильевич. — Что это значит? Когда стрелки пробьют двенадцать, дом прекратится в тыкву, а кучер в крысу?

— Примерно так, — согласился Кант. — Если в определённый момент наследница не заявит свои права, дом исчезнет сразу на всех осях — из времени и из пространства. Его обитатели погибнут.

— Когда? Сколько у нас времени в запасе?

— Как только ноябрь сменится декабрём. Декабрь — самоё трудное время.

Меркурьев попытался вспомнить, какое сегодня число, и не смог.

— А камень? — спросил он. — Кто его попёр?

Кант неожиданно засмеялся мелким, приятным смехом.

— Я не в силах, — он опять развёл руками. — Не в силах ответить на этот вопрос. Вам придётся установить истину самолично, без моего вмешательства. Вы забавный молодой человек. Вы не верите в меня, но хотите, чтобы я разрешил все ваши затруднения! Что-то ещё, фрейлейн?

Мура поднялась и прижала руки к груди.

— Спасибо вам, господин профессор, — сказала она. — Я… мы постараемся.

— Я всегда утверждал, что женщины способны на многое, — заметил Кант. — Хотя удел женщины владычествовать, а мужчины — править. Владычествует страсть, а правит ум.

Мура сделала что-то вроде неловкого книксена и потянула Василия Васильевича за рукав.

— Ступайте, — сказал Кант, доброжелательно кивая.

— И ещё я не понял, — пробормотал Меркурьев на прощание, — при чём тут Полинезия?

Кант опять засмеялся, а Мура вытолкала Василия Васильевича в коридор.

— Что ты к нему привязался? — прошипела она за дверью. — Что ты хочешь, чтобы он тебе сказал?! Преступник такой-то, имя, фамилия и отчество, деяния подпадают под статью за номером таким-то УК РФ? Изумруд украден лицом сяким-то, прописано лицо там-то и там-то?…

— Хорошо, если бы он это сказал!..

— Откуда ты знаешь про дочь хозяина?

— Он сам мне рассказал. Подожди секунду.

Сбежав с лестницы, Василий Васильевич подошёл к готическому окну. Давеча он поставил на подоконник «Философию Канта» в самом углу.

Сейчас «Философия» лежала на столе раскрытая, страницами вниз.

— Я даже смотреть не стану, — вздохнул Василий Васильевич, а Мура взяла книгу и заглянула. — Страница пятьдесят семь. «Философ не испытал в жизни ни сильных радостей, ни сильных страданий!» Точно?

— Точно.

— Нет, вот скажи мне, при чём тут Полинезия?

В это время со стороны гостиной послышались шаги и в вестибюль вышел хозяин.