Он достал бумажник и принялся отсчитывать ассигнации:
– Это еще немного к твоей доле. С баржи.
Она молча взяла деньги, не пересчитывая.
– Копенгаген, – тихо сказала Рита. – У меня там друзья… надо залечь на дно на время. А вы?
– Я остаюсь. Здесь, на острове.
– Надолго?
– Пока не умру.
Рита улыбнулась, больше из вежливости – шутка не показалась ей удачной.
– Спасибо за лето.
Она коротко обняла его и пошла к машине. К новым приключениям.
Возвращенец остался стоять. Пока они разговаривали, на парковку заехало несколько машин. За столом уже сидела компания. Женщины, непрерывно хохоча, раздавали бутерброды и разливали кофе из огромного китайского термоса.
Семья Клосс готова к приему отдыхающих. «Эландик Ресорт» сияет свежевымытыми стеклами, повара лихорадочно заполняют морозильные камеры. И никто, кроме него и Риты, не знает, что приближается катастрофа. Она не разразится ни с того ни с сего, она подползет тайно, из-под земли.
Земля обетованная, февраль 1936
Этот день ничем не отличался от остальных.
Их четверо в лесу: Арон, Влад, пожилой зэк Гриша и Свен. Грузят бревна. Сегодня немного полегче – у них есть лошадь. Старый коняга по имени Боксер, он тянет волокушу с бревнами к реке, пустую – обратно. Конь – в чем только душа держится, по всему крупу потертости величиной с чайное блюдце, но пока тянет. Это уже третья лошадь, которую привели откуда-то по распоряжению коменданта. Реквизировали. Две погибли от холода. Конина по вкусу похожа на постную свинину.
Боксер – их спасение. Правда, никто не знает, надолго ли он у них. В других бригадах сами тянут волокуши, а бревна потяжелее – на катках.
Работают они в полную силу, но до нормы все равно не дотягивают. Чтобы выполнить норму надо, чтобы деревья сами падали на землю, причем десятками. Вообще-то их семеро в бригаде, но двое заболели, а одного посадили в изолятор – сказали, гнал туфту.
Поваленные стволы лежат на земле, сучья обрублены – деревья «обессучены», как говорит Гриша. Влад, Гриша и Арон самодельными рычагами поднимают их на волокушу, а Свен крепит цепью, чтобы не свалились на ухабах. Гриша крякает и стонет после каждого бревна. Все это они проделывают в тысячный раз.
Арон работает механически, как автомат. Перед глазами у него стоит солнечный берег в Рёдторпе. А шорох хвои в кронах напоминает журчание волн между камнями. Песок мягкий и теплый, можно купаться сколько хочешь.
– Арон, – тихо произносит Свен и возвращает Арона в ледяной мир тайги.
Он поворачивается и видит, что Свен возится у цепи.
Бревна начинают шевелиться.
–
Влад по-прежнему стоит около волокуши, но Арон уже понял, что сейчас произойдет, и отпрыгнул назад. Цепь разошлась, бревна пришли в движение.
– Влад!
Но он и сам не успел. Первое бревно валится с волокуши, и он получает чудовищной силы удар в плечо, а потом в лицо.
Он падает на землю, но боли не чувствует. Только огромную тяжесть придавившего его ствола, ледяную враждебность грубой, шершавой коры. Краем глаза замечает, как бревна медленно валятся с волокуши и катятся по склону, подпрыгивая и набирая скорость, плюща все на своем пути, как мельничные жернова.
Откуда-то сквозь глухой грохот прорвался отчаянный вопль Гриши и ржание Боксера. И тот, и другой, судя по всему, уцелели.
Но не Влад. Влад лежит у самой волокуши, придавленный бревном. Владимир с Украины, в новой телогрейке и кожаной, на меху, шапке.
Арон не видит его, но знает – Влад не мог уцелеть. Он стоял у самых саней.
Боль захлестнула, он потерял сознание, и в последнюю секунду его охватило тихое блаженство, словно он погрузился в теплое, ласковое море.
Из омута беспамятства всплыл голос, тонкий, как комариный писк.
Ему поначалу показалось, что звенит в ушах, но имя его повторялось раз за разом, все настойчивей и настойчивей.
Арон открыл глаза. Он лежит на чем-то мягком, но это не постель. Он лежит в снегу, а над ним нависает огромная тень.
– Арон! Ты меня слышишь?
Свен. Голос его дрожит от возбуждения.
– Сейчас или никогда! Другого такого случая не будет!
Свен наклоняется к нему и пытается поднять. Сломанные ребра отдаются невыносимой болью.
– Оставь меня, – хрипло цедит Арон.
– Надо торопиться, Арон! Я отослал Гришу за помощью. Скоро сюда придут, у нас нет ни минуты!
Он торопливо стаскивает с Арона одежду.
Арон уже не слушает его. Его начинает рвать, и каждый спазм отдается нестерпимой болью во всем теле. Он даже не чувствует, что лежит голый в снегу…
Арон очнулся. Слабый свет. Он лежит на койке.
– Владимир Шевченко?
Он с трудом поворачивает голову. Пожилая медсестра – тощая, с бледным отечным лицом. Тоже из зэков. Но ей повезло больше: она, по крайней мере, работает в помещении.
И глаза дружелюбные. Лаже улыбается. Чему тут улыбаться?
Он потом не мог вспомнить, ответил ли он на ее вопрос, или кивнул, или промолчал.
– Попал ты, сынок… Правая нога сломана, плечо вывихнуто… спасибо, доктор вправил. Ребра переломаны, нос… Но все равно тебе повезло. А напарник твой…
– Кто?