Призрак кургана

От этой мысли ему стало легче. Что-то не так было на вилле в это лето. Что-то похуже, чем этот всемирный понос.

Герлоф

«Ласточка» понемногу приобретала былые очертания. Долго и тщательно соскребали старую краску, заменили трухлявые доски обшивки, проконопатили, прошпаклевали, ошкурили, дважды проолифили. Лодка приятно пахла семечками. Лидере принес ведро нитрокраски («лучше не бывает», сказал он), и они с Ионом начали красить. Герлоф налил в чашку кофе из термоса.

Ион посмотрел на него подозрительно:

– А ты хорошо прокипятил воду?

Термос остановился в воздухе.

– Что?

– Воду надо кипятить, Герлоф.

– С чего бы это?

– Все побережье поносит. Кое-кого даже в больницу пришлось отправить. Эпидемия. Ты что, газет не читаешь?

– Сегодня не читал. – Герлоф налил полную чашку. – У меня с животом все в порядке.

– В Стенвике не так много случаев. А там, у Клоссов, черт-те что. Я же говорю – настоящая эпидемия.

– Что значит – у Клоссов? В «Эландике»?

– Ну.

– Плохо дело. – Герлоф отхлебнул кофе. – В разгар сезона, надо же… катастрофа, можно сказать.

– Ну. – Это «ну» у Иона могло означать все что угодно. Иной раз он заменял им целые фразы. – Канализация забилась. Вот это, я называю, понос… Люди уже разбирают палатки. Кемперы уезжают.

Собственно, Ион должен бы потирать руки – все-таки конкуренты. Но то, что плохо для одного кемпинга, какой бы он ни был, плохо для всех. Люди после такого возвращаются домой и твердят: «На Эланд больше ни ногой».

Герлоф отхлебнул кофе и закрыл глаза, наслаждаясь предзакатным ветерком с пролива. Последние деньки… Через пять дней придется вернуться в свою комнату в доме престарелых в Марнесе, а это значит – лето для него кончилось. Там не разгуляешься.

Жаль. Кто знает – может, это его последнее лето в Стенвике.

Он отогнал севшую на щеку муху и посмотрел на юг. Все спокойно. У мостков купальщиков почти нет, но на пляже полно солнцепоклонников.

На скале курган. Вспомнил, как он сказал Юнасу – никакой это не курган. Это декорация.

Он пригляделся. Что-то привлекло его внимание, хотя он не сразу сообразил что именно. Но все же сообразил.

Потом понял.

– Лверь открыта, – сказал он.

Ион замер с кистью в руке:

– Что?

Герлоф показал на другой конец залива, на заброшенную каменоломню:

– Лверь в старый бункер… Она же всегда закрыта?

– Ну. – Ион присмотрелся. – И правда открыта. Там же замок висячий. Здоровенный. Военные бог знает сколько лет назад повесили.

Герлофу показалось, что он увидел какое-то движение в двери, но поручиться не мог – слишком далеко.

Он вспомнил рассказ Юнаса Клосса – у кургана появился старик, а потом исчез, как сквозь землю провалился.

– Кто знает… может, и впрямь привидение. Какого-нибудь солдата.

Возвращенец

Он вышел из бункера и запер стальную дверь на позаимствованный у Валла висячий замок.

Спина ныла. Он больше часа простоял, согнувшись и чуть не упираясь головой в низкий бетонный потолок. Словно вернулся на стройку того бесконечного канала.

Работа шла очень медленно. Под каждым камнем, который он выворачивал, оказывались два других, еще больше. На Эланде камней больше, чем земли.

Поднять лом, воткнуть в стену, освободить камень, выворотить его, отскочить в сторону, чтобы не ударило и не засыпало землей. Эта процедура повторялась раз двести за вечер. А может, и больше. Лом и лопата… как землекоп в лагере, только вверх. Косо и вверх.

Руки болели, по телу струями катился пот.

Он спустился с откоса, несколько раз потянулся, чтобы расправить затекшую спину, и посмотрел на юг. «Эландик» отсюда не виден, но он живо представил тихое жужжание электромотора. Старый насос сделал свое дело.

Глянул в другую сторону. На берегу почти никого не было, хотя тут и там попадались энтузиасты-купальщики. Может, пришли из «Эландика», чтобы не видеть всю эту суету.

На другой стороне залива рыбарня, рядом возятся старые рыбаки – красят лодку.

Более мирного занятия не придумать. Возвращенец вспомнил, как дед вечно возился с лодками и канатами, которые он называл «шкотами» и «фалами».

Он дорого бы дал, чтобы пойти к этим рыбакам, поговорить с ними, послушать их истории и рассказать свою. Хоть на несколько минут испытать забытое чувство покоя и умиротворения.

Но нет. Влад всегда начеку.

Земля обетованная, март 1936

Арону исполнилось восемнадцать. Он носит подбитую толстым слоем ватина телогрейку своего погибшего друга Влада, спит на его койке и ест из его миски. Тех, кто знает или догадывается о подмене, Свен уговорил молчать. Пока молчат.

Самая большая проблема – Гриша. Гриша знает. Он согласен молчать, но не бесплатно.

– Добывай деньги, – сказал он Арону. – Иначе настучу Полынину.

Влад-Арон кивает – мол, само собой. Полынин – начальник лагеря. У него шикарные усы и звероподобный вид, но на самом деле его интересуют только две вещи: чтобы в лагере было тихо и выпивка. Впрочем, когда он пьян, на глаза ему лучше не попадаться.

Никто, кроме Гриши, про деньги не думает. Зачем в лагере деньги? Так что Гриша, можно сказать, единственный в зоне капиталист.

СМЕРТЬ КАПИТАЛИСТАМ.