Призрак кургана

Этот лозунг Арон знает наизусть – он висит на каждом углу.

Что-то надо предпринять. Отчима он попросить не может. Они иногда переглядываются при встрече, но заговорить не решаются. Свен – иностранец.

И на могилу Влада ходить рискованно. Влада похоронили там же, где и всех остальных, – в лесу, в братской могиле. Братская могила… название, смысл которого Арон понять не может. Чьи братья? Никаких крестов, никаких фамилий… разве что на стене барака Свен выцарапал надпись среди многих десятков других:

АРОН ФРЕД, 1918-1936

Чтобы не забывали – Арона Фреда на свете больше нет.

Свен стал тоньше и даже, похоже, меньше ростом. Он очень изменился – беспокойно рыщет по зоне и ищет ссор. Если ему показалось, что кто-то не так на него посмотрел или сказал что-то обидное, тут же лезет драться. Но драться по-настоящему он уже не может. Машет кулаками в воздухе.

Почему он так боялся отчима в детстве? Теперь, когда он стал Владом, ни капли его не боится.

Иногда Свену удается прошмыгнуть в барак Влада, и он оставляет ему записки по-шведски. Это очень опасно, и Влад рвет их, не читая.

Как ни странно, план Свена сделать Арона советским гражданином сработал. Но он теперь уже не верит, что ему удастся бежать из этой страны.

Как? Как они могут убежать из этой земли обетованной?

Сначала надо как-то преодолеть многорядную колючую проволоку. На вышке постоянно дежурит охранник, шарят прожектора. Ну, хорошо. Вот они выбрались из лагеря. Вот они на свободе. И как они найдут дорогу если даже не знают, в какой части огромной страны расположен их лагерь? Как преодолеть пешком эти сотни, если не тысячи километров? Чем питаться? Как скрываться, если за поимку беглецов власти обещают вознаграждение?

Слишком рискованно. А потом и невозможно – в один прекрасный день Арон остался без Свена… А бежать одному – подписать себе смертный приговор.

Свена взяли ночью, и не только его – всех иностранцев. Арон вечером заглянул в его барак – пустая койка. Впрочем, ее тут же занял другой зэк – поближе к печке.

Конечно, ничего удивительного в этом не было. Время от времени кто-то исчезал. Как правило, ночью. Задавать вопросы никто не решался.

Новоиспеченный Влад молчал. Какое ему дело до иностранцев?

Но для Арона Свен – единственное звено, связывавшее его с родиной. Он осторожно расспрашивал зэков, но натыкался либо на ругательство, либо на молчание и испуганные, бегающие глаза.

– Пуфф! – внезапно говорит один из раскулаченных с редким именем Фрол. – Пуфф! Ты что, не знаешь? Нет их никого, иностранцев. Говорят, все они – шпионы. Засланы мировым капитализмом. А остальные – трокцисты. Так что – пуфф! – и нет никого. Ты же и без меня знаешь.

– Свен не шпион. – Это не Влад говорит, а Арон.

– Осужден ихней «тройкой». – Фрол криво улыбается в усы. – Никого из басурманов не осталось. Разве что… разве что в изоляторе сидит, пока подельников не выдаст.

Арон молчит. Ему трудно в это поверить – Свен, прожженный коммунист, и вдруг шпион!

Бывший кулак наклоняется к нему и понижает голос:

– Мне Гришка рассказал, что вы там творили в лесу. Чудеса… паренек-то, из уголовников, помер, мертвей некуда, а он – вот он. Опять живой.

Арон сжал кулаки:

– Заткнись… что ты несешь?

– Значит, не понимаешь… а Полынин, глядишь, поймет… сообразил, шведанок?

Удар получился не сильный. Раскровянил губу, и только. Фрол ответил, но промахнулся. Они кружат вокруг друг друга. Настоящей драки не получилось, но зэки собрались вокруг и подначивают бойцов – какое-никакое, а развлечение. Появляется охрана, и их ведут к начальнику лагеря – разбираться.

Полынин в лагере – царь-батюшка. В его воле казнить и миловать.

Странное чувство – оказаться в конторе Полынина после барака. Чисто вымытые окна, мебель, даже ковер на полу. Настольная лампа с зеленым стеклянным абажуром. На столе недопитая бутылка водки, стакан, миска с квашеной капустой и старый армейский наган.

На стене три портрета – Ленин, народный комиссар внутренних дел Ягода и, конечно, отец народов, Иосиф Виссарионович Сталин. На портрете он мудро и добродушно улыбается. Соломинки в зубах не видно.

– Что там у вас? – Полынин покосился на грязные следы на полу и грозно уставился на зэков. Он сильно пьян – глаза плавают, ему трудно зафиксировать взгляд.

– Это он начал, гражданин начальник! – плачущим голосом кричит Фрол.

– Ничего подобного, – стараясь быть спокойным, отвечает Влад. – Кулаки – они все такие. Всюду хотят главными быть.

– Молчи, щенок! – рычит Фрол.

Комендант берет наган и прицеливается по очереди в провинившихся. Медленно и мутно улыбается, кладет револьвер на стол и подталкивает к краю:

– Разбирайтесь сами.

Влад уставился на треснувшую деревянную рукоятку револьвера. Он не понимает, чего хочет комендант. Чтобы они стреляли друг в друга? А если я выстрелю в него самого? Наверняка не заряжен.

Но кулак Фрол, очевидно, знает, чем все может кончиться.

– Гражданин начальник, – говорит Фрол тихо и значительно – куда только делась плаксивая лагерная истерика. – Этот-то не тот вовсе…