Призрак кургана

Решение пришло мгновенно – пан или пропал. Его надо остановить. Влад схватил со стола наган, прижал к груди Фрола и нажал на курок, не забыв снять с предохранителя. Бывший кулак повалился на пол, как сноп, и задергался.

Влад прицелился и нажал курок еще раз, но послышался только пустой щелчок.

– Одна пуля была… – Начальник тяжело поднялся со стула и покачнулся. – Ну, ты даешь… Ладно, он и так готов.

Фрол в самом деле перестал дергаться. Открытые глаза неподвижно устремлены в потолок.

Арон закрыл глаза, ожидая немедленной расправы.

– Украинец?

Неужели обошлось? Арон открывает глаза и встает по стойке «смирно», как и положено, когда говоришь с начальством.

Собственно, уже не Арон. Владимир Шевченко.

– И русский, и украинец, гражданин начальник. Мать из Царицына… ну, Сталинград теперь, а отец из Винницы. Оба померли.

– За что осужден?

– Полбуханки украл… для сестры младшей. Пожила бы еще с недельку.

– Украл хлеб у государства? И тебя не расстреляли?

– В лагерь отправили, гражданин начальник. Мне еще пять месяцев осталось в зоне.

– Ладно… а с оружием ты ловко обращаешься.

– У отца берданка была. – Влад вытянулся совсем уж в струнку.

– У нас тут такие отбросы в охране… – задумчиво произносит Полынин. Он, похоже, немного протрезвел от случившегося. – Неграмотные алкаши. Мусор. В слона не попадут.

– Я непьющий, гражданин начальник.

Комендант невольно оглянулся на бутылку и внезапно зарычал:

– Сидоров!

Еще эхо не отзвучало, а на пороге уже стоял начальник лагерной охраны. Ждал он, что ли, в приемной…

– Вот тебе подкрепление. Хороший парень.

Сидоров подошел вплотную. Страшный начальник, которого в лагере боялись больше, чем Полынина, оказался очень маленького роста – нос его почти упирался Владу в подбородок.

– Первый приказ. Как стемнеет, возьми пару зэков и закопайте этого кулака-кровососа, чтобы никто не видел.

Полынин с трудом попал ключом в скважину, открыл сейф и достал оттуда видавшую виду винтовку.

– Вот тебе, – сказал он, стараясь быть торжественным. – Винтовка Мосина образца тысяча восемьсот девяносто первого дробь трина… тридцатого года. Не новая, но еще послужит. Носи ее через плечо, чтобы все видели. Потеряешь – пиши письма.

Ну нет, Влад винтовку не потеряет. Бывший зэк-швед превратился в лагерного охранника. Под тяжестью винтовки выпрямляется спина, он чувствует себя непобедимым.

Служба имеет свои преимущества. Он переселился в барак охранников. Кормежка получше – в первый же день выдали пять кило картошки. Покидать зону он по-прежнему не имеет права. Но в лагере – никаких ограничений. Это важно – у него есть неотложное дело.

На следующий день он патрулирует ограду и назначает встречу с Гришей за восьмым бараком, в самом дальнем конце лагеря.

Гриша, как и договорились, пришел, но близко не подходит – держится в тени барака.

Влад достает из кармана пакетик.

– Курага и махра, – говорит он безразличным тоном.

Гриша подходит поближе, чуть не выхватывает пакетик из рук и прячет за пазухой.

Фрукты и махорка – твердая валюта, но вид у него все равно недовольный.

– И все?

Влад качает головой и внимательно смотрит на Гришу.

– Мы спрятали деньги вон там, – показывает на затененное место у ограды. – Пятьсот рублей… Если поклянешься молчать, деньги твои.

Гриша не верит своим ушам. Пятьсот рублей! Целое состояние. Охранник в лагере получает двести.

– А собаки? – спрашивает он.

– Какие собаки? – улыбается Влад. – Собаки у ворот. Где ты видишь собак?

Гриша не двигается с места.

– Забыл тебе сказать – папашу-то твоего не шпокнули. В изоляторе он. Там одни иностранцы.

Гриша, очевидно, ждет реакции.

Влад пожимает плечами:

– Не хочешь – не надо. Самому пригодятся. А ты можешь болтать что хочешь – кто тебе поверит?

И он делает вид, что направляется к колючей проволоке.

Гриша не молод, но проворства ему не занимать. Он стрелой проносится мимо Влада к столбу, под которым, как сказал этот швед, закопаны деньги.

Влад смотрит на его спину, вскидывает винтовку и нажимает курок. Один раз, второй.

– Побег! – кричит он изо всех сил. – Побег!

Со всех сторон бегут охранники. Вертухаи, как их называют в лагере. Вохра. Арон не знает, как говорят по-русски на свободе, но лагерный язык он освоил в совершенстве. Ему остается только кивнуть в сторону распростертого на земле тела. Дальше расследованием происшествия будут заниматься другие. Его дело маленькое – заметил попытку побега и пресек. Тело Гриши в назидание остальным будет валяться на земле еще два дня.

Лиза

Она маялась двое суток – температура, понос, рвота… в кемпере стоял отвратительный запах, кончилась туалетная бумага, она израсходовала все салфетки и газеты. В тот кошмарный вечер она еле добралась домой и полумертвая свалилась в постель. Но на этом дело не кончилось – ее рвало всю ночь. Она ощущала себя больным и беспомощным пятилетним ребенком.

Все воскресенье Лиза в полубессознательном состоянии провалялась на койке.

В понедельник стало немного лучше – сумела заставить себя попить воды и выглянула в окно. По-прежнему нещадно палило солнце.