Призрак мадам Кроул

В те безмятежные дни гостиные были обиты позолоченной кожей. И, полагаю, тогда эти просторные комнаты действительно хорошо смотрелись.

Стены обеих спален покрывала обшивка из деревянных панелей. Однако передняя спальня не выглядела угрюмой: уют старины в ней полностью заглушал мрачные ассоциации. Другое дело – задняя спальня с двумя причудливо расположенными окнами, уныло и безучастно смотрящими в изножье кровати. Темная ниша – такая есть в большинстве старых домов Дублина – напоминала большой громоздкий шкаф. В сумерках из-за сходства оттенков она сливалась со стеной, словно растворяясь в ней. В ночное время этот «альков» – так его называла наша горничная – имел, на мой взгляд, особенно зловещий и гнетущий вид. Одинокая свеча Тома, тщетно мерцая в темноте, никогда не могла осветить нишу, всегда остававшуюся непроницаемой. Но не только это пугало меня. Не могу сказать почему, но сама комната была мне отвратительна. Полагаю, в ее пропорциях и отделке скрывался неуловимый диссонанс, который вызывал неясные подозрения и ощущение опасности. В целом, повторюсь, ничто не могло заставить меня провести там ночь в одиночестве.

Я никогда не скрывал от бедного Тома свою суеверную боязнь, а он, со своей стороны, совершенно искренне высмеивал мои страхи. Однако скептику суждено было получить урок, в чем вы сейчас сможете убедиться.

Мы не так уж долго прожили на новом месте, когда меня начали мучить по ночам беспокойные сны. Скорее всего, из-за них я стал нетерпеливым и раздражительным, поскольку обычно спал крепко и к кошмарам никогда не был склонен. Теперь, однако, вместо того, чтобы наслаждаться приятным отдыхом, я каждую ночь «до предела наполнялся ужасами». После череды разрозненных неприятных и страшных снов мои кошмары приняли определенную форму. Практически через раз меня стало посещать одно и то же видение без заметных изменений в деталях.

Итак, меня преследовал сон, кошмар, или адская иллюзия, – как вам будет угодно, – в котором я превратился для кого-то в объект изощренного развлечения…

С самой отвратительной отчетливостью видел я каждый предмет мебели и случайное расположение всех вещей в моей спальне, погруженной в глубокую темноту. Такого, как вы знаете, не бывает в обычных кошмарах. Меня словно заранее знакомили с «декорациями» страшного монотонного «спектакля», который показывали мне раз за разом, делая ночи невыносимыми. И неизменно, сам не знаю почему, я фиксировал внимание на окнах напротив изножья кровати. Медленно, но верно овладевало мною ужасное предчувствие. Я вдруг осознавал, что в каком-то неведомом месте неведомым образом идет непонятная, но неотвратимая подготовка к моим мучениям. После паузы, всегда казавшейся невыносимо долгой, со стены внезапно срывалась картина, перелетала на окно и прилипала к стеклу. И тогда начиналось испытание ужасом, которое длилось, возможно, часами. Картина на стекле являлась портретом пожилого мужчины в алом шелковом халате в цветочек – его облик прочно врезался в память. Лицо этого человека воплощало странную смесь интеллекта, чувственности и силы, но при этом выглядело зловещим и не сулило ничего хорошего. Его крючковатый нос напоминал клюв стервятника, а большие серые выпуклые глаза светились леденящей жестокостью. Голову мужчины венчала темно-красная бархатная шапочка, из-под нее выглядывали белые от старости волосы, в то время как брови оставались черными. Да, я помню каждую черточку этого каменного лица, отлично помню! Пристальный взгляд был устремлен на меня, и я зачарованно смотрел на него, не в силах отвести взгляд. И мне казалось, что эта агония длится часами. А потом наконец…

Наступало утро. По улице начинали ездить экипажи. Картина отлетала от окна и уносилась прочь.

Дьявол, порабощавший меня во время этих ужасных ночных бдений, отступал. Измученный и разбитый, я погружался в дневную обыденность.

Точно не знаю почему, но я испытывал необъяснимое нежелание описывать ночные кошмары моему другу. Возможно, причиной тому послужила странная изысканность моих мучений и глубокие впечатления от этой фантасмагории. Я просто сказал ему, что меня преследуют отвратительные сны. Верные здравому материализму медицины, мы с Томом попытались рассеять мои ужасы не экзорцизмом, а с помощью тонизирующего средства.