Платье у Маррот снова стало черным с золотой полосой. Переодевалась она чаще, чем любая актриса.
— Только, пожалуйста, обращайся к нему «мудрый», — сказала она, — старик этого заслуживает и до сих пор возмущен, что его не выбрали в Совет.
— Ты сказала, он не эрх?
— Нет. Он скивр.
— Знаешь, я не силен в ангелологии, — усмехнулся Ричард, — растолкуй-ка мне.
— Эрхи — предки людей, — терпеливо разъяснила Маррот, — а скивры — предки аппиров. Они еще называют себя золотыми львами, деления на черных и белых у них нет. Их осталось очень мало, и они так похожи на эрхов, что эрхи приняли часть из них их в свой мир. Скивры живут среди нас.
— Прыгуны — тоже золотые львы?
— Именно так. Но скивры не могут оказать им такой поддержки, как вам — ваши тигры. Они слишком разрозненны. Часть живет у нас, часть — в других мирах…
— Почему так?
— Так сложилась их история. Их почему-то очень мало. Свой мир они построить не смогли. Пьелле вообще повезло меньше, чем Земле. К тому же Прыгуны перебрались на Наолу вместе с аппирами, энергетика там отрицательная, это очень осложнило задачу связи с ними.
— Понятно, — сказал Ричард, — однако, прыгают они получше нас. И без всякой помощи.
— Так не бывает, — покачала головой Маррот, — помощь есть всегда. Никто из нас не является источником энергии. Все — только проводники и аккумуляторы. Энергию Прыгуны получают, а вот своего канала Восхождения у них нет.
— И что это значит?
— Это значит, что вот так как ты, они выйти сюда не могут. И даже после физической смерти попадут неизвестно куда.
— Но это же ужасно, Маррот.
— Ничего ужасного. Миров много. Где-нибудь да найдут себе приют. Возможно, что и у нас.
— На птичьих правах? Как этот мудрый Дарий?
— Кажется, тебя интересовала Магуста? — нахмурилась эрхиня, — вот и занимайся Магустой. А кого принимать в Совет мудрых, эрхи сами решат.
Возражать он не стал, только подумал с досадой, как далек еще мир от совершенства.
Скивр Дарий, величественный старец в широкой белой хламиде, встретил Ричарда в своем замке на своей планете. Планета принадлежала полностью ему, потому что вряд ли кто-то еще захотел бы на ней поселиться. Она была горячей и красной, как Венера, и в обычном мире для жизни непригодной. Под непроницаемыми громадами облаков сверкали молнии, плевались магмой вулканы, бурлили раскаленные докрасна водовороты. Все это не обжигало и не убивало, но создавало какое-то нервозное состояние, вызывающее инстинктивное желание надеть десантный скафандр.
Полюбовавшись на извержение вулкана, старец задернул плотную белую занавеску.
— Чувствую, тебя это нервирует, Ричард Оорл.
Его седые волосы доставали почти до пояса, так что со спины он напоминал, скорее, старуху. Лицо же было мелкое, безбородое, классически правильное и достаточно надменное.
— Честно говоря, я удивлен вашим выбором, — признался Ричард и почтительно добавил, — мудрый.
— Приходит время, юноша, — наставительно заметил Дарий, — когда надоедает видеть голубые ручьи в зеленой долине. Мне нравится эта борьба стихий.
Ричарда покоробило, когда его назвали юношей, но он вспомнил, что старцу больше десяти тысячелетий, и смирился. Тот имел право назвать его и младенцем.
— Мудрый, Маррот предупредила, о чем я хочу поговорить с вами? — спросил он.
— О надменности и самоуверенности эрхов, — усмехнулся старик, — она же их и погубит! Я прекрасно понимаю твое возмущение Оорл, и разделяю его. Но… будь я хоть самым Мудрым из Мудрых, мое мнение ничего не значит, потому что я скивр. Ты знаешь об этом?
— Да. Знаю, мудрый.
— Садись, стоя не получается тонкой беседы, словно куда-то торопишься. Я не люблю торопиться.
Ричард сел в кресло с белым чехлом. Столик перед ним стоял прозрачный. За окнами все было красно, а внутри бело, как в операционной. Старец устроился напротив и сотворил на столе чашки и фужеры.
— Что ты будешь пить, тигр?
— Кофе, — сказал Ричард.
— А вино?
— Нет, спасибо.
— Чистейшее, душистое, из Пьелльских виноградников? Я умею его делать, как в древности. Я помню его вкус.
— Вы помните себя аппиром? — изумился Ричард.
— Я помню себя даже львом, — заявил старик с усмешкой.
— Как это?
— Я был слишком мал и не умел перевоплощаться без помощи родителей. Наша деревня была в лесу, мы все были львами. Чаще, конечно, в человеческом обличье. Но на охоте, когда никто не видел, мы предпочитали четыре лапы и клыки. Там я и потерялся. Львенком. И никак не мог стать мальчиком. Потом меня отловили для цирка зверей. Ты не можешь себе представить, через какие унижения я прошел, пока не осознал свою силу. Впрочем, унижение можно встретить и здесь. Мир далеко не совершенен, юноша.
— Мудрый, — проговорил потрясенно Ричард, — вы столько испытали, почему же сейчас вы не помогаете золотым львам на Пьелле?
— Я помогаю, — заявил Дарий, сотворив для него ароматный кофе в фарфоровой чашечке, — я слежу за ними и прекрасно знаю, что у них там происходит. Я знаю всех золотых львов, Прыгунов, как они себя называют, и кто из них чего стоит.
— Вы были на Пьелле?
— Я? Нет. Я слишком стар для этого. Но я посылал туда молодых скивров.
— Прыгуны знают об этом?