Призрак миссис Рочестер

Около двадцати минут спустя по встречной стороне проехал, громыхая, коричневый пикап с Гектором Сандовалом за рулем. На мое приветствие он никак не отреагировал.

Откуда же он ехал?

Я заставила себя пойти дальше, гадая, не слишком ли далеко находится башня и не пора ли повернуть обратно. Но около пятнадцати минут спустя дорога снова свернула к побережью, и, к моему облегчению, впереди показалась башня.

Она стояла на мысе пониже и поменьше, чем тот, на котором возвышался главный дом, и вблизи выглядела еще загадочнее. Зубчатый верх напоминал каменную корону, по всему фасаду шли узкие вертикальные окошки. Основание и подоконники из калифорнийской секвойи подгнили, отчего все здание покосилось и теперь скрипело и постанывало на прохладном ветерке.

Тяжелая деревянная дверь оказалась незаперта. Толкнув ее, я осторожно вошла в круглую комнату, заваленную старой мебелью и разными предметами старины. Полосы света из узких окон причудливо изгибались, в воздухе пахло пылью, плесенью и гнилью. Накренившийся пол напоминал палубу потерпевшего бедствие корабля, теперь медленно уходящего под воду. Деревянная мебель в латиноамериканском стиле, некогда ярко выкрашенная, напоминала ту, что стояла у меня в коттедже. А в центре всей кучи, в окружении позолоченных распятий, статуй святых и потемневших изображений конкистадоров, ввысь поднималась винтовая лестница, обрывающаяся, не дойдя до потолка.

Лестница в никуда.

Аккуратно перешагивая, я пробралась к дальней части башни, где у стены стоял металлический чертежный стол, покрытый толстым слоем пыли. Получается, здесь Джаспер Маллой и умер, покинутый и забытый всеми. Мне представилось распростертое тело, обглоданное дикими животными, и я содрогнулась.

Над столом было приколото несколько чертежей, каждый с подписью «Торн Блаффс» и датой 1962 года. Проекты еще не построенного особняка.

Башня издала очередной полустон, полускрип, и я вздрогнула, оступившись, и задела что-то на полу. Тяжелый стеклянный бокал, из тех, куда Эван Рочестер накануне наливал шампанское.

Я подобрала его. Красно-коричневая пленка на дне бокала, смутно отдающая вишней. Не шампанское, а какой-то ликер. Или кирш?

Поставив бокал обратно, я, наклонившись, заметила под большим шкафом очертания какого-то предмета, будто нарочно спрятанного подальше от чужих глаз. Я присела, чтобы получше рассмотреть: это оказался прямоугольный предмет размером примерно девяносто на сто двадцать сантиметров, плотно завернутый в белую непромокаемую ткань. Может, еще одна потемневшая картина с конкистадорами. Вот только в отличие от других запылившихся предметов она была чистой, то есть пролежала здесь не так долго.

Выудив предмет из-под шкафа, я прислонила его к дверце, сорвала ткань… и ахнула.

На портрете в раме была изображена молодая девушку в стиле Модильяни. Коротко остриженные темные волосы, бледный, слегка наклоненный овал лица. Преувеличенно длинная шея. Но портрет был чудовищно изуродован: вместо глаз зияли черные дыры, рот превратился в разрезанную гримасу ужаса, а лиф платья, как и края портрета, тоже пересекали яростные порезы.

Они выглядели как личная месть – будто тот, кто сделал это, хотел сотворить подобное с живой девушкой с портрета.

И неожиданно мне захотелось оказаться как можно дальше от этого места.

Обернув картину заново, я запихнула ее обратно под шкаф и вылетела прочь из башни, к краю мыса. Там я замерла, вдыхая живительный морской воздух, который будто бы очищал, избавляя от привкуса пыли и гнили. И от вида изуродованного портрета.

Начинался отлив: океан уже не рычал, а скорее клокотал, жалуясь на что-то. Я взглянула на небольшую бухту внизу: далеко врезавшаяся в берег, в форме буквы U, с двух сторон закрытая гигантскими валунами. Из-за клубящегося тумана бухта казалась полностью отрезанной от мира. Пустынной.

А потом вдруг мигнул искоркой светлячок. Вильнул в тумане и погас, успев вызвать воспоминание.

Мне было четыре или пять лет, я сидела с мамой на заднем крыльце, наблюдая за крошечными огоньками в плакучей иве.

– Солнышко, смотри, эти огоньки называются светлячки.

– А почему они светятся?

– Когда они хотят найти свою любовь, они включают такой свет.

Почему же ее собственный свет погас так быстро? Почему она сдалась и не стала искать любовь в реальной жизни? В груди поднялся комок горечи. Почему же ты сдалась, мама? Почему выбрала романтику на сцене, притворство, а не настоящую жизнь?

Будто в ответ внизу снова мигнул светлячок.

И меня неожиданно осенило: на тихоокеанском побережье светлячков не было. К западу от Скалистых гор они вообще не водились, в этом я не сомневалась. И даже будь это светлячок, его было б не разглядеть с такого расстояния.

Я не отводила от огонька глаз, и теперь мне показалось, будто в тусклом свете мерцает и чья-то белесая фигура. Как та, что мне привиделась за стеклянной дверью, но в этот раз она медленно двигалась вместе с крошечной искоркой света.

Сердце заколотилось.