Она уходит, а я сажусь в свой белый шезлонг, покусывая ногти. Мой тюремщик каждую неделю посылает ко мне женщину, чтобы подстригать их, но они чуть-чуть отросли, и я кусаю их, пока они не становятся острыми и зазубренными.
– Беат, почему на тебе моя одежда? – В дверях появился мой тюремщик с подносом еды и сейчас смотрит на меня черным, как сама ночь, взглядом.
Я ничего не говорю. Сердце бьется быстрее.
– Тебе в ней удобно? Хорошо, но к ужину тебе придется переодеться. Мы едем в «Сьерра-Мар», помнишь? – На подносе у него в руках черные японские узоры. – Отис позвал Кендру, она придет к четырем, поможет тебе одеться. Она же всегда тебе нравилась, да?
Я вижу, что он задумал: хочет, чтобы я поверила, будто он добрый и заботливый. Чтобы скрыть свои истинные намерения. Я по-прежнему молчу.
– Нунци сказала, ты меня искала?
– Не знаю, – говорю я.
– Ладно. Скажешь, когда вспомнишь.
Он думает, что я проглотила ядовитую таблетку посильнее обычной и теперь ничего не могу вспомнить.
Даже ее голос. Голос девчонки Лили в его мобильном телефоне.
Он продолжает говорить:
– Отису пришлось уехать, но он приготовил твой любимый крабовый салат.
Он думает, я не знаю. Думает, я не видела нашего повара, который уехал на «Лэнд-Крузере» совсем недавно. И что я не знаю о том, что девчонка вернулась в свою раму.
На моем лице не отражается никаких эмоций. Я идеальный манекен.
Мой тюремщик ставит поднос на столик рядом со мной. Там нет ни ножа, ни настоящей вилки – только пластиковая. На белой тарелке лежит совсем небольшая порция бело-розового крабового салата на листьях молодого шпината, рядом стоит банка моей любимой газировки.
– Нунци положила так мало, потому что мы сегодня рано ужинаем. Столик заказан на пять тридцать, помнишь? Газировку тебе оставить или хочешь лимонада? Или минеральной воды?
Я обхватываю запотевшую жестяную банку ладонью.
– Что ж, значит, газировку. – Мой тюремщик опускает взгляд и замечает пакет из «Неймана Маркуса» с журналом Vogue сверху.
– Ты снова читаешь про моду? Беатрис, это же замечательно! Интересуешься тем, что происходит в твоей сфере.
Он наклоняется взять журнал, и я быстро, точно кошка, вскакиваю на ноги. Он озадаченно сморит на меня. Делаю шаг, касаюсь его кучерявых волос и чувствую, как он тут же напряженно замирает: теперь он не выносит, когда я до него дотрагиваюсь.
Я запускаю пальцы ему в волосы и с силой провожу обкусанными ногтями по коже головы.
– Эй, какого черта!
Он хватает меня за запястья и силой сажает обратно в шезлонг. Маска доброты пропала.
– Просто садись и ешь.
Я сжимаю пальцы в кулаки, так крепко, чтобы он не увидел, что я там прячу. У дверей маячит Аннунциата.
– Скажи ей уйти, – требую я.
– Она подождет, пока ты не поешь.
Мой голос становится выше, громче, срываясь на визг.
– Я не хочу, чтобы она смотрела, как я ем! Скажи ей уйти, сейчас же!
– Ладно, ладно. – Он говорит с Аннунциатой на их тайном ведьминском языке, а потом снова поворачивается ко мне: – Беатрис, если тебе что-нибудь понадобится, позвони по внутреннему телефону. – И он уводит ведьму с косами из Морской комнаты.
Я разжимаю ладони: мне удалось вырвать несколько волосков, а под ногтями у меня остались частички кожи.
Лезу в пакет и достаю кусочки платья от Кристиана Диора, стряхиваю туда волосы. Затем ножом вычищаю ногти и снова все прячу под журналом Vogue.
Подобрав пакет, я как можно незаметнее пробираюсь наружу и иду так быстро, как только могу в этих слишком больших коричневых ботинках. Дышать тяжело. Если Гектор меня поймает, то доложит моему тюремщику, и он найдет меня прежде, чем я успею выполнить план.
Мне очень, очень страшно.
Глава семнадцатая
Всю следующую неделю я вижу Эвана очень редко. Один раз мы столкнулись на короткой прогулке с собаками. Эван выглядел измученным и говорил так, будто его мысли витали где-то еще. А потом мы только перебросились парой фраз перед гаражом, когда он собирался уезжать либо в Лос-Анджелес, на встречу с Диллоном Сарояном, либо в его собственный офис в Лос-Гатосе.
А Лос-Гатос рядом с Сан-Франциско, крутилось в голове.
Там, где живет Лилиана Греко.
Я с маниакальным упрямством продолжала искать статьи о ней. Лилиана Греко была образованна, успешна и безоговорочно прекрасна. Хотя не настолько, как Беатрис. У Лилианы красота была более тяжелой. Как твердая валюта, подумалось мне, золото или серебро. Что-то ценное, что можно продать.
Или мне просто хотелось так думать.