Призрак мыльной оперы

— Да я бы ни в жизнь не переехала! — воскликнула Фекла Федоровна. — У меня там домик был такой хороший, садик, в садике мальвы цвели, душистый горошек, гвоздика турецкая — красота! А только приехала ко мне Тамара, племянница моя. Пожила у меня дня три и говорит: «Что ты, тетя Фекла, одна здесь маешься? Здесь, — говорит, — дыра дырой! Переезжай к нам в Питер! У нас жизнь совсем другая».

Я ей отвечаю: чего мне переезжать-то? У меня здесь все знакомые, садик, опять же… А Тамара: «Да что ты, какие такие знакомые? Ты же, тетя Фекла, старая совсем, не дай бог, заболеешь, а тебе и стакан воды подать некому».

В общем, говорила-говорила, да и уговорила.

Домик свой я продала, деньги отдала Тамаре — она сказала, что так они сохраннее будут и что она мне на эти деньги в Питере приличную жилплощадь купит.

Ну и купила… в коммуналке заплеванной комнатку возле туалета! Окошко маленькое, и в него-то солнышко никогда не заглянет. За окошком этим двор-колодец. Я как попала в комнатку эту, так чуть не заплакала! Только и сдержалась, чтобы Пушка не расстраивать.

И потом еще — как проснусь там, да как вспомню свой садик с мальвами и душистым горошком — чуть не плачу! Одна радость, что Пушок у меня под боком — замурлычет, и все как-то веселее.

А тут еще соседи меня обижать вздумали. На кухню не пускают, как в коридоре встретят — непременно обругают словами нехорошими. «Когда, — говорят, — помрешь, старая карга, когда комнату освободишь! Нам уже ждать надоело».

— Вы же говорили, что эта комната слова доброго не стоила? — проговорил Маркиз.

— Так-то оно так, жить в ней нельзя, да они хотели кладовку в ней устроить, а тут я!

— А что же Тамара, племянница ваша?

— А Тамара-то, как деньги мои получила да как впихнула меня в ту комнатку, так и забыла, что мы с ней родня. За все время ни разу ко мне даже не заглянула.

Я ее адрес-то нашла, решила сама приехать, посмотреть, что с ней — не заболела ли. Только меня и в квартиру не впустили. Валерий, муж ее, на пороге встретил и прямо сказал:

— Нечего к нам таскаться! Нечего нам мешать! Тамара тебя знать не хочет и видеть не желает! У тебя есть своя жилплощадь — вот и отправляйся на нее, не мешай людям культурно отдыхать! А будешь еще нам надоедать — я участкового вызову, он с тобой по-своему поговорит, враз дорогу сюда забудешь!

Старушка пригорюнилась, тяжело вздохнула и продолжила:

— А тут еще какая беда… в Козловске-то все дешевле было, так мне там пенсии на весь месяц хватало, да еще с огорода кормилась. А тут все такое дорогое! Еле мне пенсии на две недели хватило! Тогда стала я ходить на рынок, что возле метро. Глядишь, что-нибудь и продам — то колечко материно, то сахарницу, ту ступку медную. Я ведь, слава богу, кое-что из дома все-таки привезла. Так и перебивалась.

А тут как-то стою, продаю скатерть вышитую. Сама в молодости гладью вышивала. А тут он мимо идет…

— Кто — он? — переспросил Маркиз.

— Так Виктор же! — Фекла Федоровна опасливо взглянула на собеседника. — Остановился возле меня и спрашивает: «У тебя, бабка, паспорт есть?»

«А как же, — говорю. — Разве же нам можно без паспорта? Это только бомжи какие-нибудь без паспорта живут!»

«А хочешь, — говорит, — денег заработать? Ты мне на время будешь свой паспорт давать, а я тебе — каждый месяц деньги платить буду!»

Я прямо перепугалась. Слышала, что у вас в Питере много жуликов развелось, так как бы и мне не попасть в историю!

«Нет, — говорю, — я на это не согласная!»

А он из кармана деньги вынул и пошуршал. Хорошие деньги, целая моя пенсия.

А я со своей скатертью с утра уже стою, и никто даже не приценился! А дома у меня Пушок голодный!

Подумала я, подумала, да и согласилась. Думаю, что мне терять? Хуже чем есть уже не будет! Дала ему свой паспорт. Еще в каких-то бумагах расписаться пришлось. Только велел Виктор, чтобы я никому про это не рассказывала.

В общем, приносил он мне раз в месяц деньги, и зажили мы с Пушком немножко получше. А только дня три назад пришел ко мне Виктор и говорит:

— Собирайся, баба Фекла, в новую квартиру переезжай!

Мне собраться-то недолго… Перевез он нас с Пушком в эту квартиру и велел, чтобы сидели мы тихо, никого не впускали и ни с кем не разговаривали. Ну, мы и сидим тихо… прямо как в гробу! — Старушка перекрестилась. — Там хоть сосед лишний раз обматерит — все живой человек. А здесь и словом не с кем перемолвиться! А тут ты пришел… Ох, попадет мне от Виктора!

— Да не бойтесь, Фекла Федоровна, Виктор ничего не узнает! — заверил ее Маркиз. — А кстати, он ведь такой толстый, маленького роста и с длинными усами?

— Да что ты, сынок! — Старушка махнула рукой. — Вовсе даже не такой! Это ты его с кем-то путаешь! Виктор — он худой да высокий, волосы у него длинные, сзади в хвост собраны, как у девушки.