– Но в конце концов! – воскликнул он. – Можете вы сказать, что все это значит?.. Вы свободны, без оков. Разгуливаете по городу. Облачаетесь в домино, чтобы попасть на бал. А почему не возвращаетесь домой?.. Что вы делали в течение двух недель?.. Что это еще за история с Ангелом музыки, которую вы поведали госпоже Валериус? Кто-то мог обмануть вас, злоупотребить вашей доверчивостью. Я сам был тому свидетелем в Перро. Но теперь вы во всем разобрались!.. Мне кажется, вы полностью в здравом уме, Кристина, и знаете, что делаете!.. А между тем госпожа Валериус продолжает ждать вас, ссылаясь на вашего «доброго гения»!.. Объяснитесь, Кристина, прошу вас!.. Не одному мне трудно разобраться!.. Что это за комедия?..
Сняв маску, Кристина просто сказала:
– Это трагедия, мой друг!..
Увидев ее лицо, Рауль не мог удержаться, вскрикнув от ужаса и удивления. Былые свежие краски исчезли. Смертельная бледность разлилась по ее лицу, которое он помнил таким прелестным и нежным, отражавшим спокойную благодать и не знавшую мук совесть. Теперь черты его мучительно исказились! Горестные страдания оставили свой след, а прекрасные, ясные глаза Кристины, прежде такие прозрачные, словно озера глаз маленькой Лотты, казались в этот вечер таинственно бездонными и мрачными, их окружала тень страшной печали.
– Друг мой! Друг мой! – простонал Рауль, протягивая к ней руки. – Вы обещали простить меня…
– Может быть!.. Когда-нибудь, – молвила она, снова надевая маску, и ушла, жестом запретив ему следовать за ней, словно изгоняя его…
Рауль хотел броситься вслед, но она, обернувшись, так властно повторила прощальный жест, что он не осмелился сделать ни шага.
Рауль смотрел, как она удаляется… Потом тоже спустился и смешался с толпой, не зная толком, что делает; в висках стучало, сердце разрывалось, но, пересекая зал, он все-таки спросил, не видел ли кто Красную смерть.
– Что за Красная смерть? – спрашивали его.
– Это ряженый господин в широком красном плаще с черепом вместо головы, – отвечал он.
Ему всюду говорили, что Красная смерть только что прошествовала, волоча свой королевский плащ, но он с ней так и не встретился и к двум часам утра вернулся в коридор, через который за сценой можно было попасть в гримерную Кристины Дое.
Ноги сами привели Рауля туда, где начались его страдания. Он постучал в дверь. Ему никто не ответил. Он вошел, как вошел в тот вечер, когда всюду искал
Кристина!
Он затаил дыхание. Он хотел видеть! Хотел знать!.. Что-то подсказывало ему, что он сможет узнать какую-то часть тайны и тогда, возможно, начнет понимать…
Войдя, Кристина устало сняла маску и бросила ее на стол. Вздохнув, она уронила свою прекрасную голову на руки… О чем она думала?.. О Рауле?.. Нет! Ибо Рауль услыхал, как она шепчет:
– Бедный Эрик!
Сначала он решил, что не расслышал. Прежде всего он был убежден, что если кого и следует жалеть, так это его, Рауля. После того, что между ними произошло, ничего удивительного, если бы она со вздохом сказала: «Бедный Рауль!»
Но она, тряхнув головой, повторила:
– Бедный Эрик!
Какое отношение имел этот Эрик ко вздохам Кристины и почему маленькая северная фея жалела Эрика, когда Рауль был так несчастен?
Кристина принялась писать – неторопливо, спокойно и до того безмятежно, что Рауль, который все еще не мог прийти в себя из-за драмы, их разлучившей, был неприятно поражен этим. «Какое самообладание!» – подумал он. Она же продолжала писать, заполнив таким образом два, три, четыре листка. Внезапно она подняла голову, спрятав листки за корсаж. Казалось, она прислушивается… Рауль тоже стал слушать… Откуда доносились эти странные звуки, отдаленный ритм?.. Приглушенное пение исходило, казалось, от стен. Да, можно было подумать, что поют стены!.. Пение слышалось все явственнее, только слов нельзя было разобрать, но голос различить можно, очень красивый, очень нежный, чарующий голос, однако нежность была мужской, и, насколько можно судить, голос принадлежал не женщине… Голос все приближался, вот он преодолел стену, он здесь, голос находился
– Вот и я, Эрик, – сказала она, – я готова. Это вы опоздали, друг мой.
Осторожно выглянув из-за занавески, Рауль не мог поверить собственным глазам, ибо никого, кроме Кристины, не увидел.
Меж тем лицо ее прояснилось. Добрая улыбка появилась на бескровных губах – такая улыбка бывает у выздоравливающих, когда они начинают надеяться, что поразивший их недуг не смертелен.