Призрак Оперы. Тайна Желтой комнаты

Глава 28, в которой доказывается, что всего предусмотреть невозможно

Волнение, гул, крики «браво!». Мэтр Анри-Робер потребовал отсрочки дела до следующей сессии с целью доследования, обвинение это требование поддержало. Дело было отложено. Господина Дарзака условно освободили из-под стражи, в отношении папаши Матье дело прекратили. Пробовали искать Фредерика Ларсана, но тщетно. Невиновность Дарзака была доказана. Он избавился наконец от угрожавшей ему страшной опасности и после визита к мадемуазель Стейнджерсон возымел надежду, что при заботливом уходе к ней вновь вернется рассудок.

А мальчишка Рультабийль ходил в героях дня. Когда он вышел из Версальского дворца, толпа устроила ему настоящий триумф. Газеты всего мира описывали его подвиги и помещали его фотографии; он, взявший интервью у стольких знаменитостей, сам прославился и давал интервью. Должен признать, что при этом он не возгордился.

Мы возвращались из Версаля вместе, весьма весело отобедав в «Курящей собаке». В поезде я засыпал его вопросами: они готовы были сорваться у меня с языка еще во время обеда, но я сдержался, так как знал, что за едой Рультабийль работать не любит.

– Друг мой, – начал я, – эта история с Ларсаном достойна лишь такого величественного и героического ума, как ваш.

Тут он меня прервал и попросил выражаться проще, после чего добавил, что ему безмерно жаль наблюдать, как такой бойкий разум, как мой, готов провалиться в мерзкую бездну глупости по причине моего чрезмерного восхищения.

– Я несколько обижен, – признался я. – Из всего, что произошло, я никак не могу взять в толк, что вы делали в Америке. Ведь если я правильно понял, когда вы в последний раз уезжали из Гландье, о роли Ларсана вам было известно все. Вы знали, что преступник – он, и понимали, как он устраивал покушения, не так ли?

– Прекрасно знал. А вы, – переменил он тему, – так ни о чем и не догадывались?

– Совершенно!

– Это невероятно.

– Но, друг мой, вы же позаботились о том, чтобы скрыть от меня ваши мысли, и я не вижу, каким образом я мог бы их разгадать. Скажите, когда я приехал с револьверами в Гландье, вы тогда уже подозревали Ларсана?

– Да. Я обдумывал секрет таинственного коридора, но возвращение Ларсана в спальню мадемуазель Стейнджерсон объяснить не мог – ведь пенсне от дальнозоркости еще не было найдено. В конце концов, мои подозрения основывались лишь на логических умозаключениях, и мысль о том, что преступник – Ларсан, показалась мне столь чудовищной, что я решил на ней не задерживаться, пока не добуду вещественных доказательств. Но все же мысль эта не давала мне покоя, и я несколько раз заговаривал с вами о полицейском таким образом, чтобы вас насторожить. Вначале я не подвергал сомнению его правдивость, а лишь говорил, что он ошибается. Я объяснял вам несовершенство его метода, и презрение, с которым я, по-вашему, относился к полицейскому, я в действительности направлял на бандита, которого подозревал в полицейском. Вспомните, когда я перечислял все улики, собранные против Робера Дарзака, я сказал: «Все это придает гипотезам Большого Фреда определенное правдоподобие. В этом я с Ларсаном не согласен, он заблуждается», а потом добавил тоном, который должен был вас удивить: «Но в самом ли деле Ларсан так уж ослеплен этой гипотезой? Вот в чем дело».

Слова: «Вот в чем дело» – должны были дать вам пищу для размышлений, в них сосредоточились все мои подозрения. А что означала последняя моя фраза насчет ослепления, если не то, что ослеплен не Ларсан, а, напротив, его гипотеза призвана была ослепить нас, понимаете – нас? Я взглянул на вас в тот момент, но вы не дрогнули, вы ничего не поняли. Я же был словно околдован: пока не нашлось пенсне, я считал преступление Ларсана лишь абсурдным предположением. Но зато когда оно нашлось и объяснило возвращение Ларсана в спальню мадемуазель Стейнджерсон, можете себе представить, как я был счастлив, я был просто в восторге! О, я очень хорошо помню, как бегал по комнате словно сумасшедший и кричал вам: «Я оставлю в дураках Большого Фреда! Да еще в каких!» Эти слова я тоже адресовал бандиту. И в тот же вечер, когда господин Дарзак поручил мне наблюдать за спальней мадемуазель Стейнджерсон, а я ограничился лишь тем, что до десяти вечера обедал вместе с Ларсаном и не принял никаких иных мер, успокоившись, что он рядом со мной, – тогда вы могли понять, что подозревал я только этого человека. Это могло стать вам ясно и когда я во время разговора о том, что убийца должен прийти, воскликнул: «Если даже его нет сейчас, то уж к ночи появится наверняка!»

Но было нечто и посерьезнее, что могло и должно было сразу и неопровержимо указать на убийцу, выдать Фредерика Ларсана, а мы с вами этого не заметили. Неужели вы забыли историю с тростью? Да, кроме рассуждений, которые указывали на Ларсана уму логическому, была история с тростью, указывавшая на него уму наблюдательному.