— Мы услышали, как он скачет, зашли в кусты… Отец дал камень, говорит: кинь! А я, дурак, кинул в него сзади. И тот свалился с лошади.
Валентин Ильич прикрыл ладонью веки, вдавил в глазницы пальцами, покачивая головой. Затем схватил стакан, жадно выпил до дна, вытер губы и продолжал:
— Отец к нему подошёл, склонился, подправил всё так, будто тот сам о камень ударился при падении, будто конь его сбросил. А потом мы сказали, что видели, как было дело, сказали, что конь его скинул. — Он всхлипнул, прикрыл рот и глухо заговорил: — Отец приказал мне помалкивать строго настрого, сказал, что не думал будто я попаду.
Оба продолжительно молчали. Мужчина смотрел на пустой стакан потерянно, расстроенно, Кирилл уставился в стол и долго думал. Карина не появлялась — может нашла себе занятие, а может не хотела прерывать важную для неё тему: обещание, данное Кириллом, что тот убедит отца оставить её в покое.
Валентин Ильич тяжело вздохнул.
— Вот я и исповедовался, снял, так сказать, камень с души.
— Вы правильно сделали.
— Только Карине об этом лучше не знать, ей и так досталось… Рассказал как-то пьяный Людмиле, уж очень хотелось выговориться, а она, когда услышала, прокляла меня — и за камень, и за то, что я их с Володькой разбил. Она сказала, что за Володьку замуж собиралась, а не за меня. Вот мы с ней и разошлись… Устроили на глазах ребёнка чёрт знает что.
— Я не стану говорить Карине, — пообещал Кирилл. — Но только при условии, что вы перестанете на неё наседать со своим переездом. Ей лучше одной, спокойнее.
Валентин Ильич покачал головой соглашаясь. Теперь он изучал Кирилла более тщательно. Изучив отвернулся к окну, начал рассматривать ливневые потоки, стекающие по стеклу, произнёс мысли вслух:
— Детектив, значит…
После очередного молчания, сопровождавшегося шумом дождя, мужчина решил выяснить:
— И что со мною будет? Посадите?
Кирилл развёл руками, давая понять, что это не в его юрисдикции. Затем подумал и изложил новую мысль:
— Теперь очередь за вашим отцом. Ведь он уже стар? Как умирать собирается? Не исповедовавшись?
— Что правда, то правда…
— Поедемте к нему? — Кирилл сказал, а сам подумал: зачем предложил, только что приехал оттуда и опять туда ехать. Тут он прикинул: всё равно первостепенным убийцей остаётся Дроздов-старший, ведь и идея принадлежала ему, да ещё сыну руки в крови вымарал… Надо ехать. Призрак не успокоится, пока эта история не разрешится до конца. Парень изучил его характер — на пол дороги тот не останавливался.
Карина недоумевала: куда вдруг засобирались эти двое? Отец её успокоил, сказал, что в деревню, ненадолго, по делам. Решили добираться по-отдельности: Кирилл не доверял этому типу, а тип заявил, что привык ездить на своей машине. Оба завели двигатели и тронулись в путь.
Кирилл всё время тревожился. Посчитал, что Карине и вправду лучше не отравлять жизнь такой информацией об отце и деде, а вот Иконников-младший всю жизнь жил в неведении и боролся со своими «призраками» — эму-то как раз стоит знать правду. Он набрал Инге. Она не отвечала, что было неудивительно. Тогда он наговорил голосовое сообщение: «Позвони Владимиру Фёдоровичу, скажи, что, если он сейчас приедет в Студёные Выселки в дом Дроздовых, то узнает правду о смерти своего отца». Немного подумав он вспомнил о собственной безопасности, о том, что он по сути был единственным носителем тайны, не считая убийц и покойников, тогда он наговорил ещё одно голосовое сообщение, акцентировав внимание, что оно предназначено только для неё, где пересказал весь разговор с Дроздовым-младшим.
Ниссан Валентина Ильича уже стоял возле дома — белого кирпичного дома с выцветшей голубой крышей, который тот подробно обрисовал, но Кирилл всё равно плутал по деревне — по этой причине и припозднился. Начинались сумерки. Дождя уже не было — в Выселках он видимо прошёл не сильно, потому что не скопилось луж, лишь сырая земля чернела повсюду. Кирилл не успел выйти из машины, как услышал звонок — Инга звонила не первый раз: парень в пути не слышал. Та сразу набросилась на него: «Во что ты ввязался?» Но Кирилл был непреклонен, он сказал, что доведёт дело Призрака до конца, и что Инга с Иконниковым-младшим сами виноваты: к происходящим событиям привела их скрытность и безучастность. Инга сказала, что Владимир давно туда выехал.
Кирилл оглядывал дом, стоя у калитки и не решался войти. В дверях появился Валентин Ильич, всё такой же расстроенный, уставился на него, спросил: почему не заходит.
— Вы ему рассказали? — Кирилл открыл калитку.
— Отца дома нет. Должен скоро прийти.
В доме было неуютно — старик Дроздов здесь жил один. Свою бабку он похоронил вот уже лет как шесть. На плите стояли пригорелые сковороды и кастрюли, пол был затоптан следами от сапог, на подоконнике — вялый цветок, бальзамин, политый в последний раз может с месяца два назад. Кругом одна пыль, занавески давно не стирались. Покапывал неисправный смеситель. Воняло мышиным помётом и разным старьём.
— Подождём… — устало произнёс Валентин Ильич, присаживаясь на скамью. Он и здесь начал смотреть в окно.