Пастух порассказал ещё кучу небылиц, но они были далеки от интересующей Кирилла темы: про какого-то рыбака-утопленника, про местную ведьму, давно уехавшую в неизвестном направлении и про лешего, заблудившего в лесу его деверя. Затем собиратель мистических историй отправился на развалины конюшней, осмотрелся — с того момента ничего не изменилось. Он вернулся к машине. Объехал село и припарковался у ветхого дома Иконниковых. С опаской зашёл внутрь. Автомобиль, отобранный у Яны, куда-то исчез. Железного коня Призрак тоже хранил не здесь, и никакого склада тут не было. Кирилл собирался и Ивана Ивановича навестить, а заодно порасспросить: не случалось ли новых странностей в Студёных Выселках, но вдруг позвонила Карина и сообщила, что отца уже выписали. А часа через два отец приедет к ней, и она не знает как себя с ним вести: отец снова начал выдвигать требования, чтобы она переехала к нему. Девушка боялась вступать с ним в спор после приступа, а тот начал манипулировать дочерью, при случае упоминая свою хворь и полагая, что уж теперь-то Карина уступит. В завершении она расплакалась.
— Успокойся, — сказал Кирилл. — Я скоро приеду и сам с ним поговорю. — Девушка обрадовалась проявленному участию. Похоже после смерти матери защитить её стало некому.
В этот раз они не стали размещаться в беседке, потому что поднялся шквалистый ветер и влил дождь — Карина предложила пройти в дом. Принадлежащая ей половина дома высотой в один этаж имела всего два окна со стороны проезжей части, но изнутри дом оказался куда просторнее, так как в глубину был больше. Он начинался с двух прихожих, затем шла просторная кухня, а из неё две комнаты. Правда стиль интерьера был сплошной эклектикой: в доме стояла мебель из разных поколений, начиная от облезлого трельяжа советских времён, заканчивая великолепным кожаным креслом для работы за компьютером. Кирилл всё время о чём-то думал, погружаясь глубоко в мысли. Девушка несколько раз его одёргивала, так как он с первого раза не слышал её вопросов.
Наконец прибыл Валентин Ильич — на пороге кухни, в которой молодые люди пили чай, возник человек с рыжими волосами и конопатыми щеками. Он недобро покосился на незнакомого парня, не подходящего дочери по возрасту. Сурово посмотрел на неё, взгляд его говорил: зачем впускаешь в дом посторонних? И будто начал ждать объяснений — что делает этот тип в доме дочери. Кирилл не стал затягивать с разъяснениями. К большому удивлению Карины он заговорил вовсе не о её свободе и совершеннолетии, а о других, причём очень странных вещах:
— Я знаю, что сделал ваш отец. Потому как всё тайное становится явным, и не важно, сколько миновало лет. — В лице Дроздова не возникло ни капли удивления, хотя Кирилл говорил загадками. Зато испуг появился.
Валентин Ильич произнёс только одно:
— Выйди, Карина!
Девушка растерялась, но послушалась и удалилась в свою комнату, закрыв за собою дверь. Дроздов молчал, пристально и хмуро пялясь на незнакомца. Кирилл продолжал:
— Ваш отец и Фёдор Иконников враждовали, а ваша дружба с его сыном не давала ему покоя. Не знаю — это ли стало причиной, но он пошёл на преступление — решил навсегда от него избавиться. Это не Иконников ударился головою о камень… А камень ударил его голову.
Кирилл рисковал выдвигая подобные обвинения, но именно таким, жёстким образом он собрался выудить информацию о старшем Дроздове. Он был уверен, что тут не обошлось без преступления — неспроста же Призрак его сюда привёл. Вспомнив про Нунэ, Кирилл предположил, что тот наверняка успел побеспокоить семью своего недруга и хорошенько напугать своими фокусами, тогда парень заговорил так, будто ему известно и об этих излюбленных методах воздействия на людей:
— Вы же его видели, мертвеца?.. Наверняка слышали ржание его дьявольского коня… А я даже видел этого коня, он гнался за мной — нет более жуткого зрелища. Эти призраки не дадут вам покоя, пока вы не сознаетесь. Сколько можно носить в себе эту тайну? Вот и здоровье поэтому ухудшилось… Сознайтесь, и вам полегчает.
Валентин Ильич выслушал, не спеша пересёк кухню и присел на стул. Он молчал, а Кирилл больше не торопил и не подгонял к каким-либо действиям. Вдруг мужчина уронил руки на колени, сожмурил глаза, и тряхнул головой. Он запищал, расплакался, как пацанёнок, при этом он что-то забормотал несуразное. В процессе накатившей на него истерики он отмахивался, утирал лицо, выдыхал тяжко, глядя в окно и покачивал головой, словно бычок. Когда тот успокоился, Кирилл смог разобрать следующее:
— Я не хотел… не хотел этого делать… Он говорит мне: кинь в него камень! А я, дурак, взял и кинул. Я не хотел… Мне было всего шестнадцать, молодой был, глупый, мы рассорились с Володькой из-за Людки, нравилась она мне… А я взял и швырнул. Послушал, дурак, отца. И зачем я это сделал, не понимаю… Не понимаю, как меня угораздило… Затмение какое-то на меня нашло.
Кирилл взял перевёрнутый стакан, налил воды из крана и поставил на стол перед Валентином Ильичом.
— Вас отец подговорил? — доверительно спросил юноша.