Призрак, осыпанный снегом 3

Послышались шаги, ударяющие о порог, и в дом вошёл старик с выставленным вперёд щетинистым подбородком. На нём было странное одеяние: малиновый свитер, поверх него серый халат из категории спецодежды, на халат была надета куртка с отрезанными наполовину рукавами. Обут он был в резиновые сапоги болотного цвета, тоже прошедшие своеобразную модификацию — верхняя часть голенищ у них была срезана, а по кругу в районе щиколоток в них были продеты стягивающие бельевые верёвки, завязанные спереди бантами: сапоги ему были явно велики и не сваливались только благодаря ей.

Старик зыркнул на незнакомца, а увидев сына завопил:

— Приехал? Мог бы вообще не приезжать! Профукал домкрат?! Говорил: не давай — не вернёт! — Он начал стягивать с себя куртку с растрепавшимися срезами. — Говорил тебе: не давай Кулибину разбирать мотоблок, говорил: доломает! Э-эх, дурында! Тебя бы этим мотоблоком да по твоей безмозглой башке!

Сын стоял, как оплёванный, но отчитывали его при посторонних видно не впервой.

— А это кого ты привёл?! Хо-одют тут всякие… — Старик склонился над кастрюлей, стоящей на подоконнике, зачерпнул кружкой, испил, жадно глотая и издавая громкое глыканье.

— Бать! — Валентин Ильич не решался начать. — Бать, тут хотят, чтобы ты покаялся…

— Чего?! — Старик резко обернулся. — Кому это я тут должен каяться?! — Он подошёл, вглядываясь Кириллу в лицо. — Ему? И какого кляпа я должен каяться?! Мне не в чем каяться!

— Бать!

— Я попробую сам, — вмешался Кирилл. — Илья… как вас по отчеству?

— Лукич! — Дроздовы ответили разом.

— Илья Лукич… пришло время… — Кирилл поискал в голове мысли. — Он часто вас посещает? Призрак Иконникова. — Дроздов-старший сразу побледнел, но сместил взгляд на сына будто не понимает.

— Бать, Волк к тебе часто ходит? — перевёл слова парня Валентин Ильич. Затем он понял, что от отца ничего не добьёшься, так как при упоминании о Волке у того, по всей видимости, немел язык.

— Завывал тут под окнами… — начал выкладывать Валентин Ильич. — Раз пять или шесть, как отец говорит… Было дело, в окне голова поднялась на фоне ночного неба, чёрная, и лицо всё чёрное. В кладовке вон в той гремел, у сараев двери срывал с петель, закрыл один раз отца в погребе, но он сумел выбраться. А ещё… мы были в шоке… картошка, недавно выкопанная, за одну ночь вся проросла. Из каждого глазка вылез вот такенный росток! — Он показал разведя два указательных пальца.

— Захлопни варежку!!! — разозлился отец.

— Илья Лукич! — Кирилл решил брать быка за рога. — Это он мстит вам за свою гибель, за то, что вы его убили, пусть руками сына, но это вы его убили.

— Бать, я рассказал как было дело… — Валентин Ильич свесил голову.

Дроздов-старший кинул на сына взбешённый взгляд, оторвал от стены жердь, служившую опорой для полки с утварью — та перекосилась, и утварь по ней дружно поехала, с грохотом ссыпаясь в раковину. Отец начал его лупить, покрикивая поучительные наставления. Валентин Ильич закрылся руками, было видно насколько он боится отца, иначе вырвал бы палку из его дряхлых ручонок без промедления, поэтому удары на него рушились и рушились. Когда на помощь пришёл Кирилл, попытавшийся отобрать палку, старик переключился на него и начал колотить парня, выкрикивая в ярости нелепые ругательства. Он замахнулся в очередной раз, но кто-то крепко схватил за палку. Дроздов-старший поднял глаза: на пороге стоял Владимир.

В заварушке никто не заметил, как он вошел, никто не услышал подъехавшей машины. Невзирая на пройденные десятилетия, старик признал его: возмужалого, состоявшегося и солидного. Владимир смотрел на врага сурово — по этому взгляду Кирилл догадался, что Инга всё ему рассказала. Может это и к лучшему, не придётся самому тратить время на объяснения.

От этого ненавидящего взгляда Илья Лукич заметно просел, он больше не размахивал кулаками, не выкрикивал оскорбления, он вдруг стал ничтожным и суетным. Подленькое выражение куда-то исчезло, он стыдливо отвёл глаза, отошедши в сторону, обернулся через плечо в ожидании неминуемого наказания.

Владимир не двинулся с места, продолжая внимательно следить за стариком. Тот не нашёл, что сказать, высокомерные реплики себя исчерпали. Зато заговорил Валентин Ильич:

— Здравствуй, Володь! — Он вышел из мрачного угла, чем перевёл внимание на себя. — Давненько не виделись…

Иконников-младший будто забыл о главном злодее, под шумок громыхавшем у плиты, якобы у него появились дела, теперь нежданный гость встретился взглядом, таким же пытливым, с другом детства. Старые товарищи, гордившиеся когда-то крепкой дружбой, верящие, что ничто на свете не может её разорвать, не сводили друг с друга глаз. Валентин Ильич подошёл ещё ближе переминаясь, держась за пострадавшее плечо. Он выставил себя ответственным за обоих — за себя и своего отца.

— Готов понести любое наказание… — промямлил он, опустив глаза в пол. — Видит бог, я не хотел. Клянусь, не хотел! — Вошедший молчал. — Мне бы только Каринке набрать, сказать, чтоб вещи привезла… Я напишу чистосердечное. Всё напишу!