Призрак пера [litres]

В общем, вхожу, на меня накидывают грязную накидку – причем ногти девушки больше напоминают лопаточки для мороженого. Она рассматривает мои нефтяно-черные волосы и, подумав, заменяет накидку другой, еще грязнее, а потом принимается за раскопки изначальной воли моего ДНК. Жду, смирившись с тем, что субстанции на голове произведут нужный эффект через пару веков, не меньше, а вокруг тем временем не прекращается разговор на разных языках. Наконец меня моют, сушат и отправляют к кассе платить, где я, запустив руку в сумочку в поисках бумажника, не могу отвести взгляд от незнакомки, отражающейся во всех зеркалах. И тут в меня что-то врезается.

Оглядываюсь. В очереди за мной стоит перуанка. Лицо у нее суровее, чем обычно у ее соотечественников, хотя, может, это просто потому, что в данный момент на нем гримаса, которую назвать угрюмой – все равно что сказать, что айсберг с «Титаником» просто цивилизованно обменялись мнениями. Такое ощущение, что что-то ей крайне неприятно. Судя по тому, что она только что хлопнула собственным бумажником о стойку, задев при этом мой правый бок, это, вероятно, я.

И действительно:

– Пошевеливайтесь, – цедит она.

Непохоже, чтобы я настолько долго копалась, так что в ответ поворачиваюсь к ней всем телом.

– Что-то не так?

– Шевелитесь, и все, – бурчит она.

Нет, не бурчит. Это больше похоже на рычание. Никаких сомнений: эта иностранка по какой-то неведомой причине меня ненавидит.

– Роза?.. – вдруг слышу я собственный шепот, даже не успев осознать, что говорю.

Кто знает, почему я так подумала. Сколько в Турине похожих женщин средних лет из Перу? Я даже не уверена, что Роза живет в этом районе, потому что Риккардо никогда мне ничего не говорил. И все же. И все же я произнесла: «Роза?», и женщина оцепенела, а потом помрачнела еще больше.

– Вы Роза, верно? Я Вани… Сильвана Сарка. Но что-то мне подсказывает, что вам это известно. – Как Роза узнала меня, если мы никогда не виделись? Но особенно интересно, как представляться женщине, которая тебя уже знает и, более того, ненавидит? Смешно, но мне почему-то хочется быть вежливой. Будто нас представили на каком-нибудь вечере. Я даже руку протягиваю.

Роза делает шаг назад, будто моя правая рука радиоактивна.

– Конечно, известно. Вся черная. Черная-черная-черная, как сам дьявол. Глаза черные. Рот черный. Волосы черные, хоть сейчас вы уже блондинка. Торино Норд. Я знаю, кто вы. – Не могу не признать, что фоторобот точный. «Как узнать Вани Сарку в конкретном районе города с почти миллионным населением: очень просто, достаточно поискать девушку лет двадцати четырех, которая одевается как ворон Эдгара По». И, судя по всему, симпатию вызываю такую же, во всяком случае, у Розы. Которая действительно заканчивает фразу словами: «Черная, как ваша душа», что звучало бы даже с определенной лестной эпичностью, не будь это так оскорбительно.

Но это не отменяет того, что она зашла слишком далеко. Мне нужны объяснения.

– Можно узнать, какого черта?.. Эй, минуточку! – Приходится бежать за ней, потому что, навесив на меня последний очаровательный ярлык, Роза развернулась и вышла. Я хватаю ее за руку, а она шарахается и выворачивается из моих пальцев, как от чумы, не иначе.

– Можно узнать, что я вам сделала? – восклицаю я. – Если уж уподобляться Сатане, хочу хотя бы знать, чем я это звание заслужила.

– Ш-ш-шутите, – шипит она. Если бы взгляды могли убивать, сейчас была бы уже моя третья реинкарнация за последние две минуты. – Ему плохо. Настроения нет. Аппетита нет. Больше не смеется, больше не шутит. Произносит плохие слова. По телефону говорит быстро. Даже с женщинами. Никогда не говорил быстро. Никогда. Тем более с женщинами, никогда.

О.

Нет необходимости спрашивать, кто этот несчастный, переживающий экзистенциальный упадок.

– И это я виновата? Вы это хотите сказать? – Вообще-то, со всей вероятностью, виновата действительно я, но по другим причинам, не тем, что считает Роза. – Послушайте, все не так, как вы думаете. Если Риккардо хреново, это уж точно не потому, что он скучает по своей бывшей, как все нормальные люди. Это все он…

– Неинтересно! – рявкает эта низенькая женщина. Честно говоря, я уже сама себя спрашиваю, какого фига, откуда эта потребность оправдаться.

Тем временем крошечная синьора выпрямляется. Смешно, насколько внушительно может выглядеть перуанка ростом метр сорок, когда расправляет плечи, чтобы получше вас оскорбить.

– Я только знаю: ты была – теперь нет. Он раньше счастлив – теперь нет. Грустный. Он… – пытается подобрать слова Роза, не находит, поэтому ограничивается глубоким вздохом. Не театральным, не так, как вздыхала Лиз Тейлор, играя умирающую Клеопатру. Нет: это тяжелый, медленный, удивительно настоящий вздох, который на мгновение превращает Розу в Лоренса Оливье и кого-то убитого горем одновременно. Затем она поднимает голову и в очередной раз пронзает меня взглядом.