— Я просто работаю на подхвате, мэм, — сказал он.
Я видел, что она вполне устраивала его на этот вечер. Она ржала как лошадь и упрямо спорила с ним по поводу преимуществ английского седла перед западноевропейским.
— Ну кому охота смотреть на этакую махину, взгромоздившуюся на лошадь? — заметила она.
— Есть люди, которым лошадь нужна для работы, а не для того, чтобы демонстрировать свой зад, дамочка.
— В детстве ты, наверное, был этаким прыщавым великаном, — заметила она.
Это ему понравилось. Всякое упоминание высокого статуса будто кассовым аппаратом регистрировалось в его мозгу. Я услышал, как звякнула касса, отмечая Уэллесли, а потом — Сьюзен Блейлок Пирс.
Однако он немало удивил меня своим следующим ходом.
— Хочешь услышать длинный рассказ про меня? — спросил он.
— Нет.
— Отнеситесь ко мне со снисхождением, дамочка. Это рассказ особый.
— Хорошо, но только не очень долго, — сказала она.
— В пятнадцать лет я был в отличной форме, — объявил Дикс. — Я наврал про то, сколько мне лет, попал в Хьюстоне в «Золотые перчатки» и выиграл в своей весовой категории. Я почти не пил. Бегал по шесть миль в день. Мог подтягиваться до подбородка, делать жим на одной руке. Назови любое упражнение, Сьюзен, я бы его выполнил. Я бы мог стать президентом выпускного класса в школе, если бы происходил с другого конца. Но я был счастлив. Я гулял с голубоглазой блондинкой, у которой были такие пятнадцатилетние стоячие грудки. — Заметив, что Сьюзен Пирс все это надоело, он сказал: — Не возмущайся. Эти грудки сохраняли свою невинность. Даже не были уверены, для чего они существуют. Я любил эту девчонку, Кору-Ли, и она любила меня. Все было так чудесно. — Он отхлебнул из стакана. — Однажды я не пошел на тренировку, а повел Кору-Ли в наш большой танцевальный зал «У Лэни» — хотел показаться с ней. Она, считал я, будет там непременно самой хорошенькой. «У Лэни» всегда было полно отборных подонков. Под стать самым низкопробным, какие тут есть сейчас. Отличное местечко. Оставить там свою девушку одну было все равно что положить кусок мяса на тарелку и велеть чужой собаке не трогать его. Но я не против был подраться, к тому же мне хотелось выпить пивка. Я месяц ничего не пил. Тренировки. Словом, меня мучила жажда. Я посадил Кору-Ли на скамейку и сказал: «Солнышко, не позволяй никакому мужику садиться рядом с тобой, скажи им, чтоб остерегались Рэнди Хаффа, если не хотят заварушки». После чего я ее оставил, подошел к бару и купил две банки пива. Поскольку у меня была своя открывашка, я сказал бармену, чтобы он их не открывал. Несу я назад эти банки, холодные как лед. И твердые как камень. Я решил не открывать их, пока не сяду с Корой-Ли рядом и, сделав первый глоток, не почувствую, как она бедром прижимается ко мне.
И что же я вижу? Рядом с Корой-Ли сидит какой-то парень и обнимает ее. А Кора-Ли в полной панике смотрит на меня.
Детина был огромный. Уж я большой, а он просто огромный. Лицо у него было такое, что приставь его к бамперу грузовика, и оно подтолкнет грузовик в гору. — Сьюзен хихикнула. — Меня, как ты понимаешь, это ничуть не деморализовало. Я был во всеоружии, можешь не сомневаться. И я сказал: «Слушай, парень, не знаю, ты чувствуешь или не чувствуешь, но это твоя рука обнимает мою девчонку». — «Ну и что ты намерен по этому поводу делать?» — спрашивает он.
Я улыбнулся. Расплылся как деревенский олух, которому ничего не остается, как отойти подобру-поздорову. И ударил его по лицу дном банки с пивом — он сидит, а я стою. Ударил правой рукой, которой делал жимы. Край пивной банки оставил на его лице круг — от верха ноздрей до середины лба. Банка разбила ему нос и сделала вертикальные порезы над обеими бровями.
Мы молчали, давая осесть воспоминаниям.
— И как, ты думаешь, повел себя парень в ответ? — спросил Батлер.
— Как? — в свою очередь, спросила Сьюзен.
— Продолжал сидеть на месте. Не моргал и не двигался. Только улыбнулся. Потом сказал: «Хочешь поразмяться? Давай разомнемся». И что, ты думаешь, я на это сказал?
— Не знаю, — призналась она. — Скажи же.
— Я сказал: «Парень, можешь забирать ее. Можешь ее забирать». И кинулся бежать. — Пауза. — Кинулся бежать и с тех пор все бегу и бегу.
Сьюзен Пирс расхохоталась так, будто начался пожар.
— Ну и ну, — всхлипывала она, — ну и ну! — И поцеловала его в щеку. — Какой же ты забавный! Такой дурной и такой забавный. — На лице ее появилось выражение собственницы.
Через несколько минут стало ясно, что мне остается только попрощаться с ними. По дороге в постель я никак не мог найти объяснения, чем его рассказ так понравился ей. На меня же произвело впечатление то, что эту же историю он рассказывал группе из нескольких человек на Ферме и конец у истории был совсем другой. Никуда он не убежал. Он остался и был избит до полусмерти громадиной, а потом весь июль и август предавался любви с Корой-Ли.