Призрак Проститутки

Батлер сошел с самолета в паршивом настроении и отнюдь не торопился рассказывать, какими судьбами оказался в Майами. Мы даже не поехали в город, а зашли выпить в первый попавшийся бар в здании аэропорта.

— Надолго в наши края? — спросил я.

— На два дня. Надо тут кое-что прощупать.

— Могу спросить — на кого ты пашешь?

— Мимо.

Какое-то время мы просидели за выпивкой. Разговор явно не клеился. Ни один из нас не вспоминал Берлин. Все выглядело так, будто встретились двое, ни в чем особенно не участвовавшие. Тем не менее его настроение отягощало атмосферу.

Решив нарушить молчание, я спросил:

— Ты все с Биллом Харви?

— Возможно. — Он выдержал долгую паузу. — А возможно, и нет.

— А чем сегодня озабочен Билл?

— Будь спок, — ответил Дикс. — Король Уильям верен своей шизе.

Мы оба посмеялись — для пробы.

— Как я предполагаю, — сказал я, — он сейчас в Вашингтоне.

— Резонное предположение.

— Ты на него трудишься?

— А тебя Арни Розен зовут?

Я и забыл, как могуч его короткий прямой по корпусу.

— Кстати, — заметил Дикс, — именно так я тебя и нашел. Через Арни Розена. Ты его спроси, чем я занимаюсь. Он-то уж наверняка в курсе.

— Я склонен предположить, что ты все еще под Биллом Харви.

— Скорее нет, чем да. Моя работа в разъездах.

На его запястье сверкали дорогие золотые часы, а шелковый костюм стоил не меньше пятисот долларов.

— А где ты обретался последние три года, можешь сказать?

— Лаос.

— «Золотой Треугольник»?

— Только задница без конца задает вопросы, — сказал Дикс.

— Если бы ты сказал мне, зачем ты здесь, я, возможно, сумел бы тебе помочь.

— Вряд ли, — отрезал Дикс. — Я ищу парочку кубинцев, которые умеют обращаться с оружием, управлять лодкой, жить в джунглях и к тому же ни черта не боятся, не алкаши и навозоустойчивы. Есть кто на примете?

— Ты таких найдешь.

— Давай прикроем этот разговор, — сказал Дикс и накрыл ладонью лицо, а затем, уже более мирно, добавил: — У меня намечена парочка встреч.

Он протянул мне руку. Я сунул свою. На этот раз Дикс не стал уродовать мою пятерню, а лишь пристально поглядел мне в глаза. Похоже, он начал поддавать с утра.

— Мы ведь все в этом деле, верно?

— Да, — сказал я.

— Ты Кастро уважаешь? — вдруг спросил Дикс.

— По-моему, да.

— А я этого сучьего сына ненавижу.

— Почему?

— Он на год меня моложе, а сделал куда больше.

Я хотел было пошутить, но Дикс был настроен слишком серьезно.

— Вот смотри, — сказал он, — в каждый данный момент в мире существует около двадцати выдающихся личностей. Один из них — Кастро. Другой — я. Бог или кто там за него — может, какой-нибудь чертов комитет, не важно — прислал на Землю нашу двадцатку.

— Зачем? Чтобы подвергнуть пыткам? — поинтересовался я. Это его рассмешило. Он на мгновение даже повеселел, словно лев, до которого налетевший ветерок донес вожделенный запах падали.

— Гляди-ка, а ты делаешь успешные попытки не быть остолопом, — сказал он.

Я снова порадовался, что не потащил с собой Модену.

— И все же, — продолжал Дикс, — ты не прав, все наоборот. Мы посланы на Землю, чтобы развлекать богов нашими турнирами. Я уважаю Фиделя Кастро, но не до священного трепета. У меня даже афоризм есть, на манер молитвы: «Господи, забрось нас с Фиделем в джунгли, и живым оттуда выйду я».

После этого он умолк и вконец помрачнел. Я допил и поднялся — он едва кивнул мне на прощание.

Из первого попавшегося автомата я позвонил Розену, разбудив его. Он хотел отоспаться и лег в этот вечер пораньше, но не стал ворчать, а сразу спросил:

— Откопал тебя большой человек?

— Безусловно. И безусловно, кое о чем говорить не желает, хоть тресни.

— Да-а, — не удивился Розен.

Он умолк, я выждал немного и спросил:

— Мог бы ты просветить меня?

— Может, и мог бы, — сказал Розен, — но зачем мне это? Наши отношения, Гарри, стали улицей с односторонним движением.

Я оказался более пьяным, чем мне представлялось, и уже собрался произнести длиннющую речь. Начал бы я с того, что в нашей работе крохотный кусочек информации — микрочастица целого, — которым обладает один, бывает подчас настолько ярким и притягательным, что не дает покоя другому, вызывает у него острейшую потребность, даже, можно сказать, жажду быть посвященным, получить параллельную информацию, а потому все мы, конечно же, сплетничаем и стремимся узнать побольше. Если мы и посмеиваемся над Арни, то это от зависти, да, Розен, поверь, убеждал я его про себя, это своеобразная форма уважения: когда все слова уже сказаны, все прочие способы исчерпаны, мы набираем твой номер, Арни… Но единственное, что я из себя выдавил после затянувшейся, но, надо думать, не столь уж бесполезной паузы, было:

— Арни, если ты мне не скажешь, я ведь уснуть не смогу.

— А потому ты решил и меня за компанию поднять. — Он даже рассмеялся, причем не без удовольствия — мои слова подтверждали его мнение о наших отношениях, — и наконец изрек: — Большой человек еле унес из Берлина ноги.

— Все из-за Билла Чугунной Задницы?

— Нет. Из-за генерального инспектора. Чугунная Задница как раз спас его. Добился его перевода в Лаос.

— И это все?

— Все, что мне известно.

— Врешь.

— Как у тебя язык повернулся?